Зоя Зелинская: «Из «Кабачка «13 стульев» Миронова потребовали убрать»
"Мария Владимировна Миронова говорила: "Когда пишут про Андрюшу, что он талантливый, этого мало, мне надо, чтобы про него писали, что он — гениальный". И сам Андрей очень торопился жить... Мы играли вместе в спектакле "Над пропастью во ржи" - это была одна из первых его ролей в театре. Только-только состоялась премьера, а Миронов уже делал себе творческий вечер в ВТО",— вспоминает актриса Театра сатиры Зоя Зелинская, она же пани Тереза из "Кабачка "13 стульев"...
В жизни бывает так, что счастливые обстоятельства случаются одновременно. В эпоху расцвета Театра сатиры, в котором я служу с 1954 года, родилась передача «Кабачок «13 стульев», которая приумножила успех театра и стала судьбоносной для меня и многих артистов.
«Стулья» приехали, «Стулья» приехали!» — кричали нам, артистам, когда мы приезжали в провинцию на гастроли. Прежде всего мы были для зрителей героями «Кабачка «13 стульев», а уж потом — театральными актерами. Главный режиссер Плучек пытался сопротивляться, даже угрожал: «Если вы не перестанете сниматься в этом «Кабачке», то не будете играть в театре». Но сделать он ничего не мог. Сам же постоянно слышал во время антракта в фойе Театра сатиры: «Вот пани Моника, пани Тереза. А где же пан Вотруба?» Это зрители рассматривали фотографии артистов театра, развешанные по стенам.
Мешки писем приходили на телевидение. Слова «рейтинг» еще не знали, но и без него было понятно: успех у программы невероятный. Мы были безусловными законодателями моды. Я, например, получала письма с просьбой, чтобы моя пани Тереза еще раз появилась на экране в том или ином платье. Автор письма объяснял, что у них скоро свадьба, невеста хочет именно такой фасон, а они не успели понять, как платье скроено.
Правда, у Ольги Аросевой со вкусом были проблемы. Так она умудрялась еще и скандалить из-за этого с режиссером Георгием Васильевичем Зелинским — моим супругом. Ему нередко приходилось делать Аросевой замечания по стилю — у него-то вкус был. Бывало, он шел на хитрость: «Ольга Александровна, операторы просят передать, что это надевать нельзя — получается резкий тон, от этого страдает общая картинка и ваше лицо». — «А? Что? Какое лицо?! — заводилась Аросева. — Ох уж эти операторы!» Шляпы на ней в кадре почти все были мои. Правда, в интервью Аросева предпочитала говорить, что всегда любила шляпы и привозила их со всех гастролей.
Иногда в письмах просили Мишу Державина не давать реплик во время исполнения песен, потому что люди пытались записать с телевизора музыкальные новинки: герои «Кабачка» пели под фонограммы популярных зарубежных исполнителей. Больше такую музыку в СССР негде было услышать, только у нас...
Эту фишку — исполнять зарубежные хиты под оригинальные фонограммы — придумал Зелинский. Но как с этими фонограммами намучились актеры! Ведь надо было попасть в артикуляцию, а песня-то на незнакомом иностранном языке, попробуй запомни текст! Спартак Мишулин категорически не мог попасть в фонограмму, у него вообще были проблемы с дикцией. И поэтому он то веером закрывался, то поворачивался спиной к камере, так и выкручивался.
Вспомнился забавный случай со Спартаком. Однажды заболел актер Сатиры, игравший отца в спектакле по английской пьесе «Дом, где разбиваются сердца». Персонажа звали мистер Дэн, а его дочь играла я. Спектакль заменять было поздно, и ввести на эту роль решили того, кто попался под руку. Этим «счастливчиком» оказался Мишулин. Его буквально схватили в театре и нарядили в исторический костюм. А теперь вспомните лицо Мишулина. Какой из него англичанин? Надели на него какой-то седой парик. Текст Спартак, конечно, запомнить не смог и, выйдя на сцену, вместо «Я — мистер Дэн» выдал: «Я — мистер Бом». Это было невыносимо смешно, действие остановилось — никто не мог играть, артисты стояли спиной к залу и рыдали от смеха...
Наверное, я могу гордиться, что у истоков «Кабачка «13 стульев» стояли мы с мужем. Однажды Георгий пришел домой и сказал: «Смотри-ка, что мне дали в режиссерском управлении театра — какую-то ерунду». Было время, когда мой муж тоже работал в Театре сатиры. Он окончил режиссерский факультет ГИТИСа и получил распределение в театр города Кирова. Но поскольку мы уже были женаты, а я работала в Театре сатиры, то пошла к нашему замечательному директору — знаменитому Михаилу Семеновичу Никонову со словами:
— Как бы мне ни было жалко с театром расставаться, но я не могу оставить своего супруга.
Директор ответил:
— И не думай даже уходить, мы его возьмем.
Георгий Зелинский был так благороден, так великолепно воспитан и так талантлив, что даже Плучек проникся к нему доверием и назначил своим первым замом и заведующим труппой. Зелинский был учеником режиссера Алексея Попова, который ставил монументальные спектакли в Театре Советской армии, где танки выезжали на сцену, автомобили, участвовала живая конница. Георгий привык мыслить крупными формами в режиссуре. А в тот день в театре ему вручили какие-то юмористические миниатюры. Тогда я взяла в руки листочки с «ерундой», начала читать и оторваться не могла. Помню, там был один замечательный монолог, который назывался «Женщина с сумкой», безумно смешной. Речь шла о дамской сумочке, в которой невозможно ничего найти.
В этой роли я сразу представила Олю Аросеву и поняла, что на основе этих сюжетов можно сделать телевизионную постановку. Но на мужа моя идея впечатления не произвела. Тогда в союзники я решила взять саму Ольгу Аросеву и дала прочитать ей монолог про сумку. Как я и ожидала, она за него ухватилась со страшной силой. К этому моменту в театре она была практически без ролей, у нее случился конфликт с Плучеком (об этом расскажу ниже). Теперь мы вместе с Аросевой стали наседать на Георгия Васильевича. Сколько же сил ушло на то, чтобы убедить Зелинского взяться за эту работу! Он был невозможно упертый человек, мы поэтому со временем и расстались. В то время мы жили вместе с родителями на Соколе. Но у нас была машина «Победа». И, чтобы не мешать родителям, уходили спорить до полуночи в машину. Программу, которую мы задумали, назвали «Добрый вечер». Здесь было два основных персонажа: женщина с сумкой — Аросева и моя героиня — Певица. Дело в том, что в ГИТИСе я училась на музыкальном отделении у самой Марии Максаковой, и поэтому у меня был хороший профессиональный голос. Пригласили мы и Спартака Мишулина. Он обожал Чаплина и очень увлекался пантомимой. И Георгий Васильевич специально для него придумал соответствующие номера. Съемки поначалу проходили не на Шаболовке, а в бывшем помещении Театра Моссовета на площади Журавлева (сегодня это «Дворец на Яузе». — Прим. ред.). Программа «Добрый вечер» не задумывалась как многосерийная история. Но я настаивала на том, что может получиться замечательный сериал. Почему-то я употребляла именно это малознакомое слово. Как оно пришло мне на ум? Не знаю. На советском телевидении тогда никаких сериалов не было. Просто в тексте было так много миниатюр, что стало ясно: эту историю можно растянуть надолго. Особенно если еще чем-то дополнить. Помог невероятный случай. Я ходила на маникюр в гостиницу «Метрополь» и там приметила в киоске под вывеской «Юмор наших друзей» сатирические журналы, которые продавались для иностранцев. И, листая эти журналы, увидела, что в них множество историй, которые можно перенести на экран. Тогда я пробежала по остальным элитным гостиницам и скупила все переводные юмористические журналы на русском языке: румынские, югославские, гэдээровские, венгерские. В них была масса анекдотов, миниатюр, комиксов, фельетонов, сцен. Всех персонажей и их имена, которые есть в «Кабачке», я нашла в этих журналах: официантов, директора гостиницы, музыканта, таксиста и прочих. А специалисты в редакции литдрамы уже адаптировали эти сюжеты и сплели их в полноценный сценарий. Актеров подбирали мы с Георгием Васильевичем вместе. Неудивительно, что в «Кабачке» собрались в основном артисты Театра сатиры, хотя были и «со стороны». Директива свыше была такая: «Ни одной противной физиономии на экране!»
«Кабачок «13 стульев», 1974 год. Фото: Виталий Созинов/ТАСС
Женщина с сумкой в исполнении Аросевой превратилась в пани Монику. Актрисой Ольга Александровна была замечательной, успех у зрителей всегда имела большой. Однажды я ее спросила:
— Оля, а как ты работаешь над ролью?
— Я, Зайчик, — так она меня называла, — в первую очередь смотрю, где у меня по пьесе будут аплодисменты. Потом — где у меня в тексте выигрышные реплики, на которых в зале будет смех. В этих местах я ставлю галочки и точки и прорабатываю эти эпизоды особенно тщательно, а зерно роли мне и так всегда понятно.
Моя Певица получила имя пани Тереза, а моим постоянным партнером, экранным мужем, стал пан Владек в исполнении Романа Ткачука. Зрителям полюбились наши герои с их постоянными спорами:
— Владек, ты в этом старом костюме с каждым годом выглядишь все лучше и лучше! А мое платье — это просто изобретение!
— Нет, это не изобретение, а, скорее, открытие!
Многие репризы из «Кабачка» не утратили своей актуальности, поэтому всем женщинам я хочу пожелать, НЕ ПРЕВЫШАЯ сорокалетнего возраста, дожить до глубокой старости! И не перегибайте палку, лишь один человек сделал это гениально — он изобрел колесо! Все наши шутки мы на польский манер называли «мигавками», что на языке оригинала означает «маленькая юмористическая сценка, анекдот».
Очень органично в «Кабачок» вписалась Наташа Селезнева, тогда еще совсем юная. У нее были такие потрясающие глаза! Высокая, стройная, с хорошеньким личиком, она играла у нас «вечную невесту» — пани Катарину. Ее партнером и «вечным женихом» был пан Спортсмен в исполнении Юрия Волынцева. Помню, как Зелинский подсказывал Селезневой, как танцевать в кадре. Он был очень пластичен и музыкален, в ГИТИСе все удивлялись, почему он не в хореографическом училище. Одно время даже Таня Шмыга была в него влюблена. И вот идет съемка сцены, Зелинский танцует за камерой, а Наташа в кадре синхронно повторяет за ним все движения. Это очень забавно смотрелось со стороны.
Валечка Шарыкина — тоже актриса нашего театра — играла пани Зосю. Со своей задачей в «Кабачке» она справлялась гениально. Валечка всегда была красавицей, но постоянно худела. Изнуряла себя диетами до того, что на съемках падала в голодные обмороки. И нам всем приходилось ее убеждать, что она в идеальной форме.
Потрясающим открытием для нас стал Георгий Вицин. Он категорически не хотел сниматься в «Кабачке», был очень занят. Но я его уговорила. И получилась очень яркая роль писателя-критика. Лет 25 назад — еще все были живы, Саша Белявский, Зяма Высоковский, — нас поляки пригласили сделать творческий вечер в посольстве. Надо сказать, что всем постоянным участникам «Кабачка» к десятилетию программы присвоили звания заслуженных деятелей культуры Польши. И я позвонила Вицину, но он ответил: «Зоенька, я не смогу выступить. У меня нет ни одного зуба, у меня нет ни копейки денег, мне ничего не светит, а то бы я обязательно пришел».
Когда мы начинали «Кабачок», о деньгах никто и не думал. Все хотели играть и сниматься. У нас были только концертные ставки, но и они были минимальными. На пике успеха программы поступило предложение сделать театр миниатюр на основе «Кабачка». Но при том отношении, какое было у властей к нам, об этой идее пришлось забыть. Желающих закрыть передачу было предостаточно — спасала лишь любовь самого генсека Брежнева. Про любовь народную я не говорю: на телевидение шли тонны писем от благодарных зрителей.
Режиссировал не всегда Зелинский — нагрузка-то колоссальная. Рядовой режиссер на телевидении должен был делать четыре постановки в год. А Зелинский снимал по выпуску каждый месяц, плюс обязательно к каждому большому празднику: к 8 Марта, к 7 Ноября, к Новому году. Когда Георгий Васильевич устал от многолетней работы, стал привлекать других режиссеров: и Мишулин ставил «Кабачок», и Виктюк, и Захаров.
Мы снимали «Кабачок» на протяжении 15 лет, и за это время многое в стране и в нашей жизни поменялось. Например, мы развелись с Зелинским, и я вышла замуж второй раз — за журналиста Валерия Леднева. Что, во-первых, не помешало нам с первым мужем продолжать снимать передачу вместе, а во-вторых, оказалось для нее очень полезным. Ведь одежда для «Кабачка» — отдельная тема. В магазинах же совершенно ничего не было. А Леднев работал редактором международного отдела в газете «Советская культура» и часто бывал за рубежом. Вот и привозил нам какие-то обновки. Одна актриса пожаловалась мне, что не может в Москве найти обувь 34—35-го размеров. Я сказала об этом мужу. И вот он во Фрайбурге вдруг увидел, как с витрины с женской обувью убирают нераспроданный товар. Осень уже заканчивалась, пора было менять ассортимент. Валерий поинтересовался, куда списывают невостребованное. Оказалось — сжигают. Он, будучи очень щедрым по натуре человеком, скупил все, что было, — с большой скидкой, ему еще и чемодан бесплатно дали. И всю эту обувь я отдала в театр! Валерий вообще очень часто выручал актеров. Помню, как во время заграничных гастролей все по случаю накупили дубленок. И очень боялись, что в аэропорту на таможне эти дубленки отберут. Но меня встречал Валерий, а у него в главном таможенном отделе работал друг, который учился с ним в МГИМО. И вот муж пошел к нему, назвал фамилии, и всех наших пропустили без досмотра.