Караван историйСтиль жизни

Святилище соблазнов

ГУМ открылся в 1921 году, но просуществовал недолго. Уже в начале тридцатых пошли слухи о том, что здание собираются сносить. Власти посягали на магазин еще не раз. На его месте планировали возвести небоскреб, помпезный мемориал, открыть картинную галерею. Но ГУМ устоял. И сегодня он превратился в самую модную витрину столицы.

Юнна Чупринина

Зина никогда не видела маму такой счастливой. Подхватив дочь под мышки, она закружила с ней по комнате:

— Неужели мы наконец переедем из ГУМа в нормальное жилье, с туалетом и водой?!

Отец радости не разделял. Именно он, ответственный работник Наркомфина, принес со службы новость: подготовлен Генеральный план реконструкции Москвы. Согласно ему бывшее здание Верхних торговых рядов, затем ГУМа, а в тот год — здания ЦИК подлежало сносу, а значит, всех его немногочисленных жильцов будут переселять.

— Ты понимаешь, что живешь на Красной площади? — Петр Ильич пытался умерить пыл жены. — В одном из красивейших домов столицы, с историей! А что без удобств — так сейчас всем нелегко.

Комнату в ГУМе он получил, когда приехал из родного Ельца учиться в Финансово-экономическом институте. На антресолях второго и третьего этажей расселили около двадцати семей. Окно их одиннадцатиметровой комнаты выходило под сводчатый потолок, туалетом пользовались общественным. Там же брали воду. А готовили на керосинке, которая стояла за ширмой.

Зина здесь родилась и никуда переезжать не собиралась. Местный быт ее нисколько не смущал — другого не знала. Хотела даже встрять в разговор, но ограничилась тем, что отчеканила маме из любимого Маяковского: «Нет места сомненью и думе — все для женщины только в ГУМе». А уже засыпая, она услышала приглушенные слова отца: «Ведь еще год назад, в тридцать четвертом, говорили, что товарищ Сталин хочет ГУМ снести. Неужели правда не может простить, что именно здесь его видели плачущим? В том числе и мы с тобой».

Утром Зина привычно проснулась ровно в восемь — от топота ног посетителей, дежуривших с ночи у входа и спешащих занять очередь в магазины. Правда, к тому времени их в ГУМе осталось совсем немного — на первом этаже второй и третьей линий. Торговали тканями, канцелярскими товарами. Со стороны улицы 25-го Октября работал продовольственный.

Зина пересчитала накопленные на завтраках деньги и побежала в самый центр ГУМа к фонтану, который запускали каждую весну. На балкончике над ним играл духовой оркестр. Музыка ее несильно интересовала, но именно в центре пассажа почти каждый день появлялись слепой мужчина с сестрой, которые продавали вкуснейшее мороженое собственного изготовления. Зина научилась виртуозно просачиваться к ним сквозь очередь, стоявшую к дверям открытого тут же еще в 1931 году Торгсина — магазина Всесоюзного объединения по торговле с иностранцами, которым вначале за «валютные ценности», в том числе золото, предлагали только сувениры. Но с наступлением голода самыми ходовыми товарами стали мука, крупа и сахар, а постоянными покупателями — советские граждане. Сегодня считается, что они снесли в Торгсины до девяноста пяти процентов своих золотовалютных сбережений.

Между тем ГУМ просыпался. По трем линиям сновали люди, хлопали двери контор, трестов и управлений: от «Красного креста» до «Спартака», «Главмолока» и бесчисленных наркоматов. Страждущие спешили в стоматологическую поликлинику на третьем этаже, курьеры тащили пачки бумаги в типографию Совнаркома, открытую на углу Ильинки и Ветошного переулка. Из нескольких местных столовых потянуло завтраком — в них стекались служащие со всей округи, даже из Кремля.

Зине нравился беспокойный муравейник, в котором она жила, но сегодня девочка спешила. На Красной площади явно что-то затевалось, а с тех пор как папа водил ее четыре года назад на парад физкультурников, пропускать подобные торжества не хотелось — настолько ей понравилось. А пока надо бежать домой. Сегодня у отца выходной, и в школе каникулы, значит, можно упросить его рассказать еще что-нибудь интересное про прошлое их дома — совсем не похожее на то настоящее, которое она видела своими глазами.

Зина знала: еще недавно ГУМ назывался Верхними торговыми рядами, недалеко есть Средние, а в старину существовали еще и Нижние — по соседству с собором Василия Блаженного, в Зарядье. И что торговали в этих местах уже с XVII века. Папа даже придумал особую игру-угадайку. Спрашивал: «Как в старину назывался галантерейный ряд?» Узнав, что «завязочный», Зина, конечно, хихикала. Товары для рукоделия стоило искать в щепетильном ряду, изделия из хлопка — в бумажном. Самые громогласные зазывалы почему-то служили в лавках, где торговали головными уборами, а всех скромнее казались приказчики ножевой секции.

Когда Зина подрастет, отец расскажет, что в нынешнем своем виде — со сдвоенными башенками на фасаде, широкими линиями и ажурной крышей — Верхние торговые ряды были торжественно открыты только в 1893 году. Предыдущие, построенные архитектором Бове еще в 1815-м, к концу своей жизни походили скорее на слегка облагороженные сараи с бесконечными проходами, закоулками, подвалами, лесенками и ступеньками. Там всегда царил полумрак, летом было сыро, а зимой так холодно, что «для сугрева» торговцы перетягивали канат или гоняли ледышку. Уже в конце 1860-х годов Московская городская дума решила ряды перестраивать.

Купцы захотели действовать самостоятельно, но за следующие двадцать лет так и не смогли согласовать свои желания с городскими властями. Согласно переписи, собственников в рядах насчитывалось чуть менее пятисот, лавок — больше шестисот: самая маленькая комнатушка не дотягивала до двух метров, самая большая, полусотметровая, скорее походила на залу. В 1880 году Дума, отчаявшись в успехе переговоров, объявила о создании ради перестройки акционерного общества. Но лед тронулся только в 1886-м благодаря московскому городскому голове, тридцатичетырехлетнему амбициозному Николаю Александровичу Алексееву. Москвич в седьмом поколении, он представлял новую генерацию купцов, совсем непохожих на прижимистых и колоритных героев Островского. После реформы городского управления 1870 года, которая вводила принцип всесословности в представительские власти, именно купцы стали играть главную роль в городском управлении. Следующие двадцать лет — вплоть до реформ министра Витте, повысивших влияние иностранных денег, — основной капитал был купеческим.

В Ряды явилась полиция и приказала заколотить проходы. Ходили слухи, что некоторые купцы, почувствовав себя разоренными, лишались рассудка

Алексеев закусил удила. Торговцам предлагали обменять собственность на ценные бумаги, но те артачились: невиданные доселе акции казались им никчемными бумажками. Отказывались покидать свои лавки в готовых рухнуть в любой момент Рядах и всячески саботировали переустройство. Городскому голове пришлось действовать жестко. В конце концов Московская городская дума добилась, что владения, собственники которых не пожелают войти в состав акционерного общества, будут отчуждаться в пользу города. В Ряды явилась полиция и приказала сторожам заколотить проходы и двери. Ходили слухи, что некоторые купцы, почувствовав себя разоренными, лишались рассудка. А случай, который произошел двенадцатого октября 1886 года в Архангельском соборе Кремля, попал в газеты. Перед началом литургии там был замечен некий приличного вида дородный господин. Он передал причетнику рубль и метрическое свидетельство на имя Петра Солодовникова. Попросил, чтобы назавтра по этому человеку отслужили панихиду. После службы церковный староста обнаружил незнакомца в малом приделе — с четырьмя ножевыми ранами на шее и в луже крови. В руках он держал просфору и записку: «Господь Спаситель, помилуй дух мой с миром». Оказалось, так свел счеты с жизнью купец, торговавший в Верхних рядах ножевым и галантерейным товаром. Его единственным доходом была ежедневная выручка.

Алексеева из-за самоубийства купца чихвостили в газетах, но он устоял. Собственники были вынуждены отступить. Объявили архитектурный конкурс

Алексеева из-за громкого самоубийства купца чихвостили в газетах, но он устоял. Под Кремлевской стеной поставили четырнадцать временных деревянных корпусов, обитых войлоком и железом. Торговцам предлагали переехать туда. Но москвичи «времянки» не признали, торговля захирела. И собственники были вынуждены отступить: к 1888-му две трети из них вошли наконец в «Акционерное общество Верхних торговых рядов», которое возглавил промышленник Александр Григорьевич Кольчугин.

Как и положено, объявили архитектурный конкурс. Но правила устанавливали торговцы, а не архитекторы, во главе угла лежала функциональность, и все двадцать три проекта оказались похожими. Сразу решили, что здание будет пассажем, то есть магазины должны размещаться ярусами по сторонам широкого прохода-галереи. Ориентировались на миланскую галерею Виктора Эммануила II. Первую премию в шесть тысяч рублей получил Александр Померанцев, предложивший «сложить» здание из отдельных теремов, соединенных перекрытиями, —  идею, вероятно, позаимствовали в ярославской архитектуре XVII века. За остекление перекрытий отвечал инженер Владимир Шухов.

Освящение и открытие Рядов прошло второго декабря 1893 года с необыкновенной помпой в присутствии великого князя Сергея Александровича с супругой. После молебна, на который привезли московские чудотворные иконы, включая Иверскую, устроили завтрак на двести персон — для главных акционеров. Пассаж щедро украсили гирляндами из живых цветов, играли несколько оркестров. Поглазеть на невиданную красоту пришло шестьдесят тысяч потенциальных покупателей.

В новом пассаже на двух этажах разместилось более тысячи магазинов. К слову, именно в Верхних рядах впервые в Москве появились ценники: до этого было принято торговаться на словах. На третий этаж, где жила теперь семья Зины, въехали конторы и фирмочки, подвалы превратились в склады и оптовые магазины. Под землей проложили железную дорогу для подвоза товаров. В новых Рядах имелись свой телеграф, аптека, банк, электростанция, артезианская скважина, системы канализации, отопления, вентиляции, позже даже появились собственные снеготопки в узких дворах-колодцах. А вот дверей не было: застекленные проходы выходили непосредственно на улицы и площадь.

Маленькой Зине трудно было представить такой роскошный пассаж. Бойкая торговля на Красной площади прекратилась задолго до ее рождения, еще в 1918 году. После революции новые власти собственность у владельцев отобрали и в здание въехали всяческие комиссариаты и конторы, тресты и управления, которые упорно трудились на благо Страны Советов. Электростанцию в подвале залило водой, и одно время в Верхних торговых рядах вновь было темно и холодно.