Питерский феномен
Выяснение отношений между Москвой и Санкт-Петербургом по любому поводу длится уже триста лет. Поддержать его ресторанной темой — значит почти наверняка получить черствой булкой по своему мнению и потом собирать его по крошкам с поребрика. К счастью, питерские шефы согласились поговорить с нами от первого лица.
Ничего личного — только бизнес
— Я не знаю, достаточно ли 5–6 ресторанов, про которые сейчас все говорят, для того, чтобы дотянуть до понятия «феномен», — открывая тему, тут же закрывает ее Игорь Гришечкин, шеф-повар ресторана «Кококо». Но на деле постоянно оказывается, что достаточно: почти любой поиск рекомендаций по нескольким новым московским ресторанам и барам оборачивается длинным списком «а вот лучше!», составленным из одних только питерских заведений.
Во-первых, «Сапсаном» от московского офиса до Невского быстрее, чем по репетирующей парады Москве с одной соседней улицы на другую. Во-вторых, не успеешь написать, например, о Selection, как Айк Вейшторт, на пару месяцев сделавший это странноватое место обязательным к посещению и обсуждению, уже уехал работать в Ереван. (Хотя бы не в Санкт-Петербург.) А вот Игорь Гришечкин семь лет кряду с неизменным энтузиазмом творит на кухне «Кококо» и странности, и интересности, и кашу из топора, и — как бы пафосно ни звучало — историю. Говорит, что у него все сложилось абсолютно незапланированно.
— Я долго работал в Москве, а в Питер попал случайно и в итоге остался. Мне нравится город: очень красивый, творческий и спокойный в отличие от Москвы. Думаю, атмосфера культурной столицы во многом повлияла и на гастрономию, поскольку здесь действительно больше креативных мест, где готовят яркую и нестандартную еду.
Бесспорный факт: из Москвы многие туристы приезжают в Питер, чтобы здесь поесть. Ведь в столице рестораны все еще открываются под ресторатора, а не под шефа.
Но вот перед нами дюжина питерских чекинов за пару дней в Instagram московского ресторатора Генриха Карпина, под крышей il Forno group действительно ничего не открывающего под шефа. Вряд ли он здесь из туристических интересов, и это очень важно для формирования целостного представления о ресторанном рынке Северной столицы.
— Соотношение бургерных и авторских ресторанов у нас примерно такое же, как в любом городе, — вовремя добавляет Гришечкин.
На самом деле нарваться в Петербурге на малосъедобный цезарь гораздо проще, чем забронировать столик в Birch. Просто ни у плохого, ни у самого хорошего салата или бургера нет такого признания и преданной любви, как у «Маминого любимого цветка», вознесенного соцсетями на вершину олимпа, пожалуй, навечно. А дальше просто срабатывает эффект избирательности внимания: все начинают искать (и с успехом находить) сплошь гастропабы, винные бары и высокую кухню по цене блинчиков с творогом из «Шоколадницы».
Чем ответит Москва? Для начала, конечно, собственно блинчиками и парой язвительных комментариев. А затем нескольким десятком объективно хороших ресторанов, к которым добавить субъективные «но» можно только при большом желании.
— На каждое имя интересного шефа в Санкт-Петербурге я могу назвать не менее интересного в Москве. Так о каком питерском феномене тогда может идти речь? — как всегда суров, но справедлив Дмитрий Блинов, чей Harvest на проспекте Добролюбова стал для москвичей главным открытием конца прошлого года.
Например, об экономическом.
— Первый вопрос и он же ответ — это вопрос возможностей, — вступает в дискуссию Антон Абрезов. — Говорить о каком-то питерском революционном гастрономическом духе, на мой взгляд, не очень корректно. Потому что профессионалы ресторанного рынка почти на всех позициях в Питере более аморфные, чем в Москве, где все динамичнее, ярче и злее. Главное преимущество Питера — условия его рынка. Если свести разговор до одного короткого предложения: в Питере очень низкой порог входа. Сейчас, правда, он уже немного повысился, но относительно Москвы цифры все еще очень привлекательные. Первоначальные инвестиции, ремонт, мебель, аренда (на соседней с Невским улице можно найти помещение в 4–5 раз дешевле, чем на самом Невском), зарплата, гонорары — все это несопоставимо с московскими затратами. Лучший пример