Убитый участок
Нелегальная добыча янтаря на Украине: метафора ада
РР публикует работу известного фоторепортера Дмитрия Белякова о нелегальной добыче янтаря в Ровненской области Украины. После смены власти в стране в 2014 году эта сфера изменилась: нелегальный промысел вырос, «ментовские крыши» потеснили вооруженные криминальные и националистические группировки, участились столкновения и убийства. Тема не новая, постоянно скандальная: пишут об этом и на Украине, и на Западе, в основном со ссылками на анонимных информаторов. Однако Дмитрий Беляков смог сделать почти невозможное: провел большую съемку там, где даже за телефонные снимки и лишнее слово можно пропасть
Снимал я долго, в два этапа, в 2016–2017 годах. Последний раз меня нехотя, с большими подозрениями и препирательствами, но все же пропустили в Украину.
Я не предполагал, в какую авантюру ввязался и каких это будет стоить нервов и средств. Самое главное — работу бригады старателей-нелегалов — невозможно было отснять, не договорившись с кем-то из бригадиров. Я потратил восемь дней на переговоры.
Самостоятельно разыскать участок, где моют янтарь, тоже пытался, но в одном случае люди, завидев мои камеры, просто разбежались и попрятались в лесу, а в другом — вышел старший бригадир, повернул меня лицом к окружающему участок болоту и вежливо сказал: «Милый, вот скажи, хто и как тебя буде шукати с твоими камерами, если ты в этом болоте загубився? Хиляй звiдси…»
Базируясь в Ровно, я «челночил» по всей области, разыскивая и уговаривая самых разных людей, которые были «в теме»: авторитетных бригадиров в среде старателей, перекупщиков материала, владельцев подпольных цехов по переработке янтаря, бандитов из местных криминальных «бригад», крышующих добычу камня, даже бывших ментов. Неделю я убил на бесполезные встречи. К огромному сожалению, из-за отсутствия надежных контактов, невозможности переговоров по мобильному телефону или интернету и почти что суеверной запуганности самих рабочих, в головах которых крепко засел миф о том, что «все журналисты работают или на СБУ, или на ГРУ, или на ЦРУ», мне приходилось лично колесить по всей области, чтобы «отловить» какого-то человека и переговорить с ним. Чаще всего разговор заканчивался обещанием «мы подумаем». Концы, в которые мне приходилось мотаться, были совсем немаленькие. Помню, 10 октября 2016 года я выехал в один поселок, располагавшийся в 350 км от Ровно, заручившись согласием на встречу с очередным бригадиром. А когда приехал к нему домой, выяснилось, что «хозяина нема» и что он «поїхав в Белорусію». Так я проделал 700 км за день, чтобы просто поцеловать дверь. Мне морочили голову.
Я готов был сдаться, но повезло 13 октября (кто сказал, что тринадцатое число — невезучее?). Нашлись и адекватный бригадир, и сговорчивая бригада старателей, которая притом одета была как надо: костюмы ОЗК, куртки с капюшонами, лыжные шапки-маски, так что мне не пришлось в итоге никому закрывать лица «мозаикой»… И самое главное, свет! Свет был просто божественный — «режим», как говорят фотографы. Вдобавок ко всему на берегу озерца, где бригада мыла янтарь, прилепилась часовенка — немаловажная деталь пейзажа, свидетельство географической аутентичности.
В первую поездку я отснял 80% материала: саму добычу «на песке» и «на воде», жизнь и быт семьи обычного старателя, экологические последствия варварской добычи; также совершил отдельную поездку на поезде, который доставлял многие рабочие бригады на месторождения.
В марте я смог вернуться, чтобы снять ночную работу бригады в удаленном районе — туда только трактором по глубоченному болоту. Хорошо помню незабываемую прогулку по-над трясиной, вдоль толстого шланга, протянутого через болотную зыбь, с двумя тяжелыми камерами на плечах, поясом с фотопринадлежностями на талии и деревянной жердью в руках, служившей балансиром. Ну чем не канатоходец? Помимо съемок сюжетов второго ряда (торговый зал небольшой фабрики по обработке янтаря и продолжение темы о тонкостях жизни старателей) мне повезло попасть на импровизированную акцию протеста рабочих возле отделения милиции, которое чуть ли не брали штурмом из-за конфискации нескольких насосов на одном из месторождений.
Еще одно приключение было связано со съемкой панорамы «убитого» участка — так называемого «лунного пейзажа». Дрона у меня не было. Пришлось нанимать… экскаватор, искать участок достаточной прочности, чтобы многотонная махина не провалилась в болото, и, буквально сидя в ковше, с девятиметровой высоты снимать.
В целом я остался доволен: удалось раскрыть тему, узнать массу интересного о жизни в «западенщине», и, что самое ценное, даже морду не набили — хотя могли.
А если серьезно, я еще раз убедился, что на Украине живет прекрасный, добрый, отзывчивый, хлебосольный и трудолюбивый народ, который выживает вопреки хамству и высокомерному отношению собственного правительства. Находясь среди людей, я не ощущал никакой натянутости, презрения или выражения агрессии в связи с моим гражданством. Да, разумеется, я всегда был дружелюбен и вежлив, тщательно продумывал, с кем и как себя вести, учитывая очень непростые политические отношения Украины и России, но «тревожный звоночек» из-за своего российского паспорта почувствовал только один раз — в Киевском аэропорту, на вылете, в апреле 2017-го. Пограничник очень долго рассматривал штампы в моем загранпаспорте и задал коварный вопрос: «Когда Вы посещали Крым в последний раз и как пересекали границу?». Потом сделал какие-то пометки в своем компьютере и молча вернул мне паспорт.
В декабре 2017-го мне отказали в аккредитации на территории Украины. На все три письма в разные структуры ответ был одинаков: «Вы представляете угрозу национальной безопасности Украины и являетесь нежелательной персоной на территории нашей страны». Больше на Украину я не езжу.