Иордань, Роскомнадзор и Грета Тунберг
Почему в России даже Крещение — смесь народного героизма и тупейшей казенщины.
Белка меняет цвет своего меха с серого на летний — привет Грете Тунберг! Гриб полусъедобный выбивается из проталины — привет Грете Тунберг! Детсадовец без шапки ковыряется в грязи на глазах своей бабки, а та и ничего, — привет Грете Тунберг! А пройдут по Тимирязевскому парку хипстеры в ньюбэлансах с голыми ахиллами — здравствуй, матушка-еврозима. И — прощайте, крещенские купания.
***
В Москве на Крещение не то что легендарных морозов не случилось — нуля на термометре еле-еле дождались. Больше всех расстраивались, конечно, привыкшие в иордань окунаться. Это если не считать лыжников и организаторов соревнований «Красногорская лыжня», отмененных из-за отсутствия снега. Традиционные «намоленные» проруби где не стали специально оборудовать, где просто объявили закрытыми. И повесили объявление на листочке: «Запрещено Роспотребнадзором» («…и братом его Осоавиахимом», нестерпимо хочется добавить по-приговски). Как, например, неподалеку от водолазной станции на Химкинском водохранилище. Эхма, лето не зима, а ведь какие здесь были купания еще год-другой назад! Не купания, а натуральный бал Наташи Ростовой.
Девушки-прелестницы, выскочив из проруби, густо и студено паря, сверкая глазами и прочими соблазнительными частями тела, с разбегу кидались в банные полотенца, радушно распахнутые молодыми и сильными водолазами, поставленными здесь охранять порядок. И никакого в этом разврата нельзя было усмотреть или, прости Господи, харассмента. Растереть — да ни боже мой. Так только — приобнять в знак душевной теплоты.
— Вы смелая. Я бы так не смог.
— Что вы спросили — как меня зовут? Таня. Я вон там живу, за Ленинградкой…
Митрополит Волоколамский Иларион предложил недавно в православном храме знакомиться для зарождения любви и создания семьи, подразумевая — а не в этом вашем сатанинском Тиндере. Во время крещенских купаний, думается, и того удобнее. Видишь человека без прикрас, так сказать, во всей его простоте.
В этот раз те же самые водолазы односложно и хмуро через забор отвечали «никак» на вопрос «как пройти к проруби». Кто их осудит?
***
И то сказать: на весь Северный административный округ Москвы, а это миллион двести жителей, выделили всего одно место для купания — Большой садовый пруд.
И вот идешь ты со своим полиэтиленовым пакетиком — внутри простыня, китайские тапки, смена белья — по проходу, огороженному металлическими секциями, вслед за такими же, как ты, разночинцами. Миновав уже автомобили полиции, МЧС, «скорых», еще какие-то спецмашины неясного назначения. А также взвод граждан Таджикистана в форменной одежде уборщиков. Подходишь к магнитной скобке, предъявляешься предельно вежливым сотрудникам полиции. И тут что-то такое до боли знакомое в памяти начинает свербеть. А потом вдруг и осеняет: ведь так же летом на митинг ходили по поводу московских выборов. Точь-в-точь.
А еще вспоминаешь, что три дня назад отправился в парк на пробежку. А вход со стороны Большой Академической, за полкилометра от места купания, заварен намертво — там, где сбрасываемая вода образует карликовый водопад. А прежде там просто временный полицейский пост ставили.
Это чтобы народ несанкционированно сам себя не крестил, поясняют прохожие старухи.
— Ладно, заварили. Но зачем так заранее — там же люди гуляют?
— Вы в армии служили? Помните, что такое ефрейторский зазор? — объясняет один из сотрудников МЧС. Он на посту здесь в юбилейный двадцатый раз, а значит, носитель сакрального ведомственного знания. — Подчиненные обязаны прийти за пять минут до назначенного командиром или начальником времени. А ведь есть еще и другие зазоры: сержантский, майорский, полковничий — и выше по списку.
***
Тем временем в знаменитой тимирязевской качалке братьев Михайловых или на поляне, если говорить простонародно, расположенной неподалеку, в южной части Тимирязевского парка, местные мужики обсуждают приготовления городских властей к крещенским купаниям. — Я сорок без малого лет туда не хожу. И там вечно толкучка. Еще когда никаких попов не было в помине, — говорит с гордостью пожилой и мускулистый.
— А куда же ходите?
— У нас своя прорубь есть — дикая. Только нас от нее гоняют.
Выясняется, что мужики партизанским способом каждый год вырубают в укромном месте прорубь сами и для себя — чтобы без этого вот официоза, молебнов и полиции. Что в прошлый раз им в прорубь бревен накидали. А сейчас огородили подход к ней строительной красно-белой лентой и поставили рядом милицейскую девушку с овчаркой.
Так что приходится им изворачиваться, целую спецоперацию проворачивать, чтобы искупаться и не попасться — приходить с утра и затемно, например. В этот раз успели вовремя, перед тем как примчал эмчеэсовский катер на воздушной подушке и всех распугал.
В общем, играют мужики с властью в казаки-разбойники. Только непонятно, кто есть кто.
Свободные люди ругаются: церковь приватизировала народный праздник — или у них отмечай, или нигде.
— Кто захочет утонуть, тот утонет, сколько его ни охраняй, — замечает один.