Операция «Квадратный снег» и другие приключения Бурунова
Конечно, многие считают, что Сергей Бурунов везунчик. Такой актерской востребованности, как у него, можно только позавидовать! Его любят все — и новое поколение, и зрители почтенного возраста. Правда, сам Сергей далек от эйфории. В этом я еще раз убедился на «Кинотавре». И порадовался его отменному чувству юмора и способности быть психоаналитиком, в отношении самого себя — точно!
На днях на «Кинотавре» мы с тобой посмотрели фильм «Мама, я дома», после чего ты сказал, что надо уходить из профессии.
Да, «открывать автомойку», я сказал.
А почему так радикально?
Потому что здесь уровень, который я не знаю, как достигнуть: в смысле мастерства и режиссуры. Совершенно потрясающая режиссура Владимира Битокова. Ксения Раппопорт, сыгравшая главную роль, — это явление, просто явление. Я не знаю, как она это делает, это абсолютный талант. А еще Юра Борисов. Я иду смотреть кино — там Юра Борисов, в каждом кино Юра Борисов. Он просто звезда авторского кино и триумфатор. Он «убрал» всех, в том числе и меня. Так что надо как-то подстраховаться и открывать автомойку или еще что-нибудь — какую-то «подушку» себе создать. (Улыбается.) Но я, конечно, шучу, иначе надо «03» вызывать.
Если ты захочешь уйти из профессии, тут уж точно надо «03»вызывать! У тебя так много интересного происходит, ты всё время открываешь для себя новые миры. Для меня, например, было удивлением, что ты стал ведущим в проекте «Форт Боярд» на СТС. Совсем другая история в плане профессии. Это был риск или, может, ностальгия по детству?
Захотелось в каком-то новом качестве себя попробовать: получится – не получится, своего рода эксперимент. Конечно, я боялся, когда моя директор Анастасия мне это предложила. Я говорю: «Ну какой я ведущий? Я никогда этим не занимался, это отдельная наука — годы уходят, чтобы ею овладеть». Ведущий — это же штучный товар. Иван Ургант, Дмитрий Нагиев — у них годами всё шлифовалось, выкристаллизовывалось. Это отдельный навык. Но я решил попробовать. Посмотрим. Зрители рассудят. И время.
«Форд Боярд» — особая история. Там много риска в прямом смысле слова, не только психологического, но и физического.
Конечно. Плюс сработали какие-то мои установки, что это программа как будто из детства. Я посмотрел монтаж уже готовой эфирной версии с Сергеем Владимировичем Шнуровым...
…он вел программу до тебя…
Да. Я подумал, что, в принципе, с телевизионной индустрией и производством телешоу я знаком, на телевидении много чего делал, включая «Большую разницу», — меня телевизионными шоу не удивишь. Я смотрел и думал: ну вышел, подводку сказал, наушник в ухе есть, всё тебе подскажут — ничего страшного. Но как только я туда приехал...
…а где были съемки?
Во Франции. Я даже не понимал, где конкретно. Жили мы на западе Франции, остров Иль-де-Ре, 500 километров от Парижа. Оттуда еще нужно было ехать до какой-то пристани на такси в 7 утра, потому что в 8 утра отходил паром, который увозил съемочную группу, а потом еще тебя поднимали краном на какой-то сетке, потому что иначе в этот Форт не попасть. А про риски, когда я смотрел эфир со Шнуровым, думал, что справлюсь, но в первый же день, как туда попал, понял, что всё гораздо серьезнее. По условиям продакшена был первый полноценный прогон, и выяснилось, что ведущий не должен покидать команду никогда, он всё время бегает вместе со всеми участниками. Именно бегает, а не стоит на месте.
Послушай, ну ты же спортивный парень. Когда это было?
Лет 15–20 назад.
Физическая память, наверное, осталась.
Может быть, но форма уходит. 50 лестничных пролетов в день, кольца активности на smart-часах я закрывал по два раза, мне даже приз дали. Такие нагрузки — по 800–1000 калорий терял в день.
Это же полезно.
Это полезно, когда ты подготовлен, а когда тебе уже не 25 лет...
…но еще и не 50.
44. Выносливость уже не та, что прежде. Раньше можно было нестись по жизни, учиться и еще веселиться всю ночью, а потом опять...
Вот странно. Ты говоришь, что выносливость уже не та, но ты ведь так много снимаешься, жизнь такая активная, тебе всегда надо быть в тонусе.
Согласен. Но когда живешь без остановок, это всё сказывается на здоровье. Поэтому сейчас я уже не так несусь, а более избирательно отношусь к предложениям, потому что силы не безграничны. И этот «Форт Боярд» был в прямом смысле для меня испытанием и экспериментом, но в первую очередь — испытанием в физическом и психологическом плане. Я понял, что на меня навалилось, какие объемы! Второй режиссер ко мне подошел, похлопал в ладоши и сказал, что теперь я могу вести всё что угодно. У нас были сжатые сроки съемок, всего 4 или 5 дней, и каждый день мы снимали по две программы. Нужно было еще мотивировать как-то всех, потому что мне говорили, что энергия уходит. Нужно было держать темп программы, всё время бегать, потому что есть определенный отрезок времени на прохождение испытаний: если участники не укладываются в эти рамки, то всё, проигрыш.
Я все-таки не понимаю, зачем тебе со всеми бегать, ты же ведущий.
Такие условия программы, правила игры. И вот я за ними по этим лестницам бегу, подгоняю их, показываю, что у меня всё хорошо, а на самом деле... Потом уже я догадался, как можно передохнуть: мне ставили стул между дублями, у меня была своя остановка, свой пит-стоп. Я садился, ко мне подходил Паспарту, гладил меня, давал водичку, и мы бежали дальше.
Серёж, ты сейчас с таким удовольствием обо всем рассказываешь!
С удовольствием, да, потому что это опыт, который не забуду никогда. Это невозможно забыть. Для меня эти четыре-пять дней прошли как один. Всё происходило одинаково, поэтому мне казалось, что это длилось бесконечно.
День сурка.
Да, только менялись участники. В последний день мы снимали три программы. Я как будто перешел в режим боевых действий.
Видишь, в свое время ты ушел из летного училища, а сама история тебя догнала. Там ведь тоже был экстрим. Да?
Ну, военное заведение, конечно, это экстрим, не санаторий.
Слушай, я тебя не представляю в той структуре, которой ты хотел посвятить жизнь.
Я понял, что не армейский человек, когда туда попал. С моей психоорганизацией, тревожной и впечатлительной, это, наверное, совсем не мое. Ну хотя, может быть, я на себя наговариваю. Это всё от моей мечтательности. Я так романтизировал эту жизнь: летная форма, истребители, небо... А реальность оказалась другой, намного жестче и прозаичнее.