Кто мы?
Семеро психологов рассуждают о том, как изменились люди в России за сложные и насыщенные 35 лет истории страны
Андрей Россохин
Доктор психологических наук, профессор, академический руководитель магистерской программы «Психоанализ и психоаналитическое бизнес-консультирование», ведущий executive-коуч международных бизнес-школ.
Что изменилось за тридцать пять лет?
Отвечу как психоаналитик: как тогда, так и сейчас в мире царит неопределенность. Она взрывает защитные механизмы человека, повышает его тревожность, активирует различные психологические проблемы и внутренние конфликты. Пожалуй, в мире сегодняшнем человек чувствует даже гораздо большую уязвимость и беспомощность, чем в прошлом.
Но то, как он с этим справляется, изменилось кардинально!
Тридцать пять лет назад Кашпировский и Чумак собирали стадионы, потому что люди в ответ на возрастающую тревожность от актуальных событий шли к экстрасенсам и магам — искали поддержку и опору во внешних чудодейственных силах.
Поиск преимущественно внутренних, а не внешних опор — важная наработанная характеристика сегодняшних людей. Они развивают себя, открывают новые смыслы. Чаще обращаются к психоаналитическим коучам, психологам, психотерапевтам — меньше верят магическим силам, а ищут опору внутри себя.
И это — важнейшее изменение.
Поиску внутренних опор противостоят главные тенденции современности: культура потребления и развитие искусственного интеллекта. Сегодня люди привыкли к скоростному поглощению информации, быстрому скроллингу и стремительному решению задачи. Путь к себе требует долгосрочных усилий и времени и поэтому, конечно же, находится в конфликте с быстрым потреблением и желанием поручить важные процессы искусственному интеллекту.
Убежден, что психоаналитический коучинговый и психотерапевтический бум поддержит первую тенденцию по поиску опоры внутри себя, и Россия и ее жители обретут способность жить и работать с удовольствием и новые смыслы в условиях постоянной неопределенности.
Михаил Стависский
Преподаватель и супервизор МП «Психоанализ и психоаналитическое бизнес-консультирование» и ведущий курса «Методы и инструменты группового психодинамического коучинга и фасилитации».
Тридцать пять лет — всего одно поколение, но для России это три разные эпохи: крах империи и шок свободы 1990-х, эпоха стабильности и успеха 2000-х и турбулентные 2020-е, где тревога стала фоном повседневности. Каждая из этих эпох оставила след не только в экономике и политике, но и в коллективной психике. Россия последних десятилетий — это не просто страна, а пациент на длинном аналитическом диване истории, проходящий путь от травмы к интеграции, от утраты к смыслу.
1990-e не просто «переходный период». Это коллективная депрессия, сопровождающаяся утратой объектов привязанности. Советский Союз был для миллионов материнским контейнером — дающим безопасность, структуру, идентичность. Его исчезновение оставило вакуум. Британский психоаналитик Дональд Винникотт писал, что, «когда мать исчезает слишком рано, ребенок либо впадает в отчаяние, либо преждевременно взрослеет». Именно это произошло с обществом: мы повзрослели без поддержки, став поколением саморегуляции и недоверия. Так сформировалась культура выживания, предприимчивости и хронического напряжения.
Пандемия Covid-19 стала новой фазой психической перегрузки. Если в 1990-х мы потеряли внешние структуры, то теперь — телесный и социальный контакт. Возник феномен изоляции без войны: страх и одиночество без возможности проекции на врага. Профессор INSEAD Манфред Кетс де Врис отмечает, что «кризисы вызывают регресс общества к инфантильным формам защиты — отрицанию, проекции, магическому мышлению». Мы наблюдали именно это: отрицание болезни, агрессию к чужим, всплеск конспирологических теорий. Но параллельно вырос интерес к психологии, коучингу и осознанности как способам восстановления контроля.
Период международных напряжений активировал глубинные архетипы. В коллективном бессознательном ожил образ осажденной крепости — защитной позиции, снижающей тревогу. Психодинамически это механизм внешней проекции агрессии: общество ищет объект, на который можно вынести напряжение. Андрей Россохин описывает это как инфантилизацию политического пространства: поиск отца, который защитит, и врага, который объяснит тревогу. Многие россияне живут в двойной реальности — адаптируясь внешне и переживая внутренний конфликт. И это не лицемерие, а форма психического выживания.
Те, кому сегодня 25-40 лет, выросли уже после всех потрясений. Они не верят в утопии, не ждут спасителя, но ищут смыслы и внутреннюю устойчивость. Эти люди могут удерживать противоречия, не разрушаясь. Коучинг и менторинг становятся новыми формами коллективной переработки тревоги, создавая контейнер, которого не хватает в общественном поле.
Сегодняшняя Россия — пространство высокой адаптивности и эмоциональной выносливости. Мы научились удерживать несколько реальностей сразу: частную и публичную, внутреннюю и внешнюю. Это требует больших психических затрат: привычным фоном стали усталость, апатия и цинизм. И под этой скорлупой — рост осознанности, эмпатии, интереса к внутренней жизни. Винникотт говорил: «Здоровое общество рождается там, где человек способен быть один, не ощущая угрозы». Мы только начинаем этому учиться.
Выходит, что мы — поколение посттравматической интеграции. Не герои, не жертвы, а свидетели перехода. Мы больше не ищем идеала — мы ищем устойчивость. Меньше верим в идеологии, больше — в отношения, труд, смысл. Меньше ждем от государства, больше делаем для близких и команд. Мы — поколение, которое научилось держать тревогу и превращать ее в энергию развития.
Петр Бочкарев
Преподаватель магистерской программы «Психоанализ и психоаналитическое бизнес-консультирование» и автор курса «Теория привязанности в психодинамическом консультировании»
Испанский философ Ортега-и-Гассет говорил: «Я — это я и мои обстоятельства». Действительно: личные переживания, убеждения, понимание собственной и коллективной идентичности опосредованы временем, то есть обстоятельствами, в которых мы живем. Любопытно, что сейчас в массовой психологии распространена идея, что человек способен изобрести идентичность исключительно самостоятельно, то есть решить, кто он такой, и найти способы предъявления себя таковым миру. Это напоминает детские фантазии, когда ребенок говорит родителям, что он сейчас — персонаж мультфильма. Родители могут кивнуть или подыграть ребенку, но обратная связь в сторону взрослого человека, который выдумал себе идентичность, точно будет отрезвляющей.