Нина Гребешкова: «Лёня на меня действовал магически»
Журнал публикует интервью известной актрисы, жены и верной соратницы Леонида Гайдая Нины Гребешковой, которая недавно ушла из жизни. Без преувеличения можно сказать — ушла эпоха. Но мы знаем, созданные ею роли еще долго, очень долго будут радовать зрителя. «У тебя там не закрытый... а открытый перелом!» Все же мы это помним, да?
Наташа Селезнева, прославившаяся в фильмах моего мужа, говорит: «У каждой актрисы должен быть свой Гайдай». Но ведь я актриса, и у меня был свой Гайдай — а что толку? Уж как я просила Лёню дать мне сыграть домоуправа в «Бриллиантовой руке». Ведь это абсолютно моя роль!
— Нет, Нинок, ты будешь играть жену Горбункова.
— Я не хочу жену! Это не персонаж, а какая-то бледно-розовая пастила. Я хочу домоуправа!
— Нет, Нинок, ты не потянешь на домоуправа. Тут нужна бандерша! Ну мелковата ты, понимаешь...
Вот с такой же примерно интонацией он в другой раз сказал мне: «Нинок, ты должна понять, ты некрасивая...» Это мне, своей жене, которую он очень любил. Но речь шла о том, где я могу сниматься, а где нет. А в этих вопросах Гайдай был неимоверно придирчив. Понравиться ему в качестве актрисы было до того трудно, что я иной раз и сама отказывалась что-то у него сыграть — от греха подальше. Говорила: «Я драматическая актриса, возьми лучше комедийную, их полно». Но на самом деле меня просто страшила необходимость соответствовать тому фильму, который заранее существовал у Гайдая в голове...
Золотая медаль от Бондарчука
Помню, Лёню еще никто не знал, он был начинающим режиссером, делавшим первые шаги. И поехали мы с ним к его родителям в Иркутск. По вечерам муж все что-то писал. Потом говорит: «Нинок, я закончил сценарий. Хочешь, почитаю? Бежит собака — два метра. За ней человек — полтора метра. Бегут в обратную сторону — четыре метра. Прыгают через забор — метр. Правда смешно?» Он-то все это видит, а для меня — полная абракадабра. Но Лёня уже все решил: «Собирайся, завтра едем в Москву подавать заявку на фильм». И вот через два дня мы в Москве, и Лёня идет к всесильному на «Мосфильме» Ивану Александровичу Пырьеву. Тот читает: «Два метра, три метра...» Идею, конечно, не понимает. Но к Лёне Иван Александрович всегда относился хорошо. И потому покряхтел-покряхтел, но сказал: «Иди, тебе дадут пленку. Но только группы я не дам! Сам уговаривай кого сможешь». Так появился фильм «Пес Барбос и необычный кросс».
А вскоре был знаменитый Московский кинофестиваль. И в последний день в программе короткометражек показали «Пса Барбоса». Нас с Гайдаем на закрытие фестиваля не позвали, и мы не знали, какой ажиотаж вызвал этот показ. А на следующее утро в восемь часов — звонок в дверь: «Открывайте, это я, Сергей». Бондарчук. Он прошел на кухню и достал из сумки тарелку. Обычную тарелку, на которой красками был нарисован пес Барбос с золотой медалью на шее. Бондарчук говорит:
— Лёня, это тебе первая золотая медаль — лично от меня.
Я удивилась:
— А почему на тарелке?
— Я подумал, что такой подарок на всю жизнь останется. И украл у Ирки тарелку.
Оказывается, поздно вечером, вернувшись с закрытия фестиваля, Бондарчук взял дома тарелку и отвез к своему приятелю-художнику, который к утру выполнил его заказ...
После этой короткометражки наша жизнь круто изменилась. Художественный совет постановил: необходимо продолжение «Барбоса». И Лёня снял «Самогонщиков». Славу, свалившуюся на Никулина, Вицина и Моргунова, трудно описать. И в этом немалая заслуга Лёни. Ведь это позже Никулина стали снимать Рязанов, Герман, Тарковский, Быков. А до Гайдая Юра в кино снимался в эпизодах — все-таки больше его воспринимали как знаменитого циркового артиста. А Вицина — как театрального актера, причем, как нам казалось, не слишком востребованного. Что же касается Моргунова, то он вообще был «рожден» Гайдаем... Троица сразу стала гастролировать по стране, причем собирала стадионы. А Лёня сделался, наверное, самым востребованным режиссером «Мосфильма». Он еще только заканчивал картину, как ему уже звонили:
— Мы вас включили в план на следующий год.
— Но я еще монтирую! У меня нет никакого нового сценария на примете, и сейчас мне некогда об этом думать.
— О, это неважно. Не беспокойтесь! А сценарий рано или поздно появится.
Однажды муж своими глазами увидел этот план и свою фамилию рядом с названием фильма «Письменный стол». Ни о каком «Столе» Лёня никогда не слышал. Кинулся выяснять. Ему объяснили: «Название условное. Когда у вас появится сценарий — заменим на настоящее». Ведь Гайдай оказался чем-то вроде дойной коровы. Кассовые сборы — колоссальные! Любой другой просто эксплуатировал бы удачно найденный ход. Но Лёня сразу после «Самогонщиков» сказал: «Да хватит уже этой троицы! Хочу снять кино с положительным героем. Пусть это будет студент». Сценаристы Слободской и Костюковский стали, конечно, Лёню уговаривать. Но он ни в какую! Тогда они зашли с другой стороны. Показывают ему сюжет про студента, подрабатывающего на стройке и попутно перевоспитывающего хулигана. Гайдай говорит: «Хорошо». Дальше показывают про студента и девушку на экзамене. Опять Гайдаю нравится. Ну а напоследок — про студента и троицу. Говорят: «Ну это же фильм, состоящий из трех отдельных сюжетов. Два есть, но нужен же третий! И название смотри какое хорошее: «Операция «Ы»!» Словом, уговорили все-таки. После чего все вместе стали разрабатывать детали. Лёне особенно был важен студент. Помню, как ни зайду к ним, он то на ковре валяется, то на голове стоит — все показывает сценаристам, каким должен быть его положительный герой. Сначала того звали Эдик. Потом — Шурик. И с каждым днем он становился все больше и больше похож на самого Лёню...
Срисовал Шурика с себя
Белобрысый интеллигент в очках, чуть лопоухий, с доверчивыми и добрыми глазами — так выглядел Гайдай, когда приехал поступать во ВГИК. Кстати, эпизод, где Шурик едет на ослике, чуть не задевая ногами землю, взят Лёней из собственной биографии.
Он родился в городке Свободный в Амурской губернии, потом они с семьей жили в Чите, а оттуда перебрались в Иркутск. Лёнин отец работал старшим экономистом Восточно-Сибирской железной дороги. У моего свекра интересная биография. Иов Исидорович Гайдай получил свое редкое имя от попа, рассердившегося на то, что его родителям нечем было заплатить за крестины. Известно же: «Беден, как Иов». В 1905 году, когда началась революция и по всей России жгли особняки, друг Иова подпалил дом богача — и попался. И тогда Иов решил его выручить. Пришел в полицию и сказал, что это он сделал. Расчет был таким: на суде выяснится, что рядом со сгоревшим особняком его быть не могло — с десяток свидетелей подтвердят, что он гостил у невесты, в десятке верст от места событий. И его отпустят. Наивный! На суде никто не стал опрашивать свидетелей. Злополучного Иова отправили на каторгу. Но он там не пропал, наоборот: сдружился с каким-то очень образованным человеком и многому научился. В совершенстве освоил немецкий язык, математику, другие науки. И даже почерк приобрел каллиграфический, хотя до ареста был неграмотным! Эта смесь крайней наивности и простодушия, которые, казалось бы, погубят человека, с невероятной удачливостью передалась и моему мужу.
Итак, юность Лёня провел в Иркутске. Там ему доводилось ездить на низкорослых монгольских лошадках. А Лёня был долговяз, и ему казалось, что его ноги вот-вот коснутся земли — он их на всякий случай растопыривал. Потом эту позу повторит Шурик в «Кавказской пленнице». А другой эпизод, списанный Гайдаем с самого себя:
— Песчаный карьер?
— Я!
— Цементный завод?
— Я!
Примерно такая сцена разыгралась в военкомате летом 1941 года, когда 18-летний Лёня пришел записываться добровольцем. Его долго не хотели брать ни в один род войск — худой, долговязый, явно болезненный юноша, склонный к туберкулезу (позже Гайдай действительно им заболел)... Оказавшись на фронте, он первым делом вступил в партию — чтобы его ставили в первые ряды. И, если будет тяжелый бой, застрелили. Ну дурак был! Другие как-то хитрили, старались себя сберечь. А Гайдай — всегда грудью вперед! К счастью, судьба его сохранила.
После войны Лёня приехал в Москву и поступил во ВГИК, на режиссерский факультет. Причем сначала все оценили его как актера. Когда он выходил на студенческую сцену, люди то падали от смеха, то плакали — Лёня владел и комедией, и драмой. И именно в качестве актера его заметил Пырьев. Сказал: «Гайдай, скорее оканчивай институт, и ты будешь играть у меня князя Мышкина. Я хочу снимать «Идиота». И действительно, когда Иван Александрович через несколько лет принялся за этот фильм, чуть было не взял Лёню. Отговорил оператор Валентин Павлов: «Да посмотри, у Гайдая же без очков глаза слепые! А Мышкин очков не носит, и у него должны быть ясные, чистые глаза». В итоге Пырьев пригласил Юрия Яковлева. А Гайдай так ничего большого и не сыграл — только эпизоды вроде архивариуса Коробейникова в «12 стульях». На эту роль планировался Эраст Гарин, но он заболел. А Лёне некогда было подыскивать другого актера — он снялся сам. Но и для Гарина, когда тот пришел в себя, нашлась работа. Он сыграл знатока театра, который приговаривает на каждую экстравагантность театра Колумба: «Гениальная находка! Мятущаяся интеллигенция среди народа!»