Денис Родькин и Элеонора Севенард: «Большой театр — это место для богов...»
«Нам обоим казалось, что Большой — это Олимп, недостижимый, недосягаемый космос, другая планета — главный театр страны с великой историей, в котором работали легендарные личности», — признаются прима-балерина Элеонора Севенард и премьер Денис Родькин.
— Денис, Элеонора, вспомните свой первый визит в Большой театр...
Денис: Мне было 13 лет, я учился в школе при театре танца «Гжель». Однажды мне и моему товарищу дали билеты на выпускной концерт Московского хореографического училища на Исторической сцене. Места оказались на галерке с разных сторон, и мы с другом переглядывались в бинокли. Театр произвел колоссальное впечатление прежде всего своими масштабами. Мне казалось, что мы сидим на каком-то стадионе! Поразила и красота интерьеров. В следующий раз попал на Новую сцену, на балет «Анюта» — еще одно большое впечатление. Но тогда и подумать не мог, что когда-нибудь выйду на эту самую сцену и в «Анюте» станцую Артынова.
Элеонора: А я оканчивала санкт-петербургскую Академию Русского балета имени Вагановой и зимой приехала в Большой на просмотр. После того как показалась, позанималась среди звезд в классе Светланы Дзантемировны Адырхаевой (она потом стала моим первым педагогом в театре). Затем переоделась и из-за кулис немножечко посмотрела «Щелкунчика» — это было что-то волшебное! Я почувствовала невероятную энергию этого места, увидела огромный театральный мир, слаженную работу всех его цехов.
— И в тот момент представили себя на сцене Большого?
— Хотя я приехала на просмотр, Большой был для меня чем-то недосягаемым, другой планетой. Главный театр страны с великой историей, в котором работали легендарные личности, в том числе многие балерины, чей творческий путь начинался в Санкт-Петербурге. А еще я не представляла, как уеду из родного города, от семьи. Но когда вошла в Большой, сразу поняла, что другого пути у меня нет.
— Денис, как начался ваш путь в балет?
— Сначала в родном Тушинском районе, где я занимался степом во Дворце пионеров. Наш педагог Александр Сергеевич Гришин ставил великолепные номера, коллектив много гастролировал по стране. А потом я заметил, как мой друг, довольно упитанный парень, легко садится на шпагат. Удивился: «Как тебе это удается?» Оказалось, он занимается в школе (ныне училище) при «Гжели». Причем она находилась на первом этаже в подъезде, где жил я. Много раз видел, как туда заходят дети, но ни разу не поинтересовался, что же там такое.
Кстати, артисты в серьезных ансамблях народного танца имеют классическую хореографическую подготовку: классический танец, дуэтный, исторический. А в «Гжели» у меня к тому же оказались блестящие педагоги. Андрей Александрович Евдокимов, выпускник Академии Вагановой, был солистом Большого, работал с Михаилом Лавровским. А Сергей Сергеевич Смирнов танцевал Спартака в новосибирском театре, много репетировал с Юрием Николаевичем Григоровичем. Любил похвастаться: когда прыгал «разножки» в первом акте, Григорович его сдерживал «Потише, потише, не надо так эффектно...»
— Учились танцу с удовольствием?
— Первые годы на «классике» скучал, поэтому часто прогуливал. Гораздо больше мне нравился футбол, меня даже приглашали в спортшколу. Но мама испугалась: «Там иногда отбивают мяч головой, ты заработаешь сотрясение мозга. Занимайся уж лучше балетом...»
— Кстати, занятиям хореографией не мешало то, что вы левша?
— Все балеты Григоровича поставлены для левшей, он же сам такой. И Владимир Васильев, на которого Григорович ставил «Спартака» и «Щелкунчика», тоже. Поэтому спектакли Григоровича для меня очень удобны. А в других постановках приходится изменять движения, чтобы выполнять их с ведущей ноги...
Потом я попал на «Лебединое озеро» в Кремлевский дворец (мамина знакомая работала там администратором касс и часто выписывала нам контрамарки). Во время действия заснул, но в антракте купил кассету с записью «Спартака», где танцевали Владимир Васильев и Марис Лиепа. Посмотрел видео, и это перевернуло мою жизнь: я понял, чем хочу заниматься.
— А танцевать в Большом хотели?
— Мне тогда казалось, да и сейчас я так думаю, что Большой — это Олимп, место для богов, недостижимый космос! Ведь до меня и после тоже ни один выпускник нашей школы в Большом не танцевал, даже в кордебалете. Но когда я учился в выпускном классе, школа участвовала в фестивале-смотре хореографических училищ страны. Лучших ребят отбирали для концерта в Большом театре. Мы с партнершей танцевали па-де-де из «Сильфиды». Она жюри не понравилась, а меня отобрали на гала-концерт, хотя во время танца я потерял балетку! С тех пор всегда пришиваю туфли к трико.
Так вот, именно тогда впервые подумал: раз меня отобрали, может, могу работать в кордебалете Большого? Кстати, педагоги МАХУ после фестиваля предложили мне перейти на оставшиеся месяцы к ним. Но мне не хотелось предавать свою альма-матер, и я получил диплом училища при театре танца «Гжель».
— Куда направились с этим дипломом?
— Меня пригласил в свою труппу Борис Яковлевич Эйфман: сразу взял солистом, предложил две главные партии. Но я все-таки решил показаться в Большой. Уточнил у Андрея Александровича Евдокимова, когда там просмотр, а он мне прямо сказал: «Завтра. Но тебя вряд ли возьмут, в Большой берут только своих или сверхталантливых». Но я не сдавался: «Все-таки попробую...» И мой педагог сделал мне пропуск в театр.