Премия, или Поражение победителей, испытавших триумф
Окончание. Начало в «З-С» № 10/2023.
Опередившие время
Вернемся к ученым, опередившим время. Совсем недавно мир отмечал 60 лет с тех пор, как в 1962 году Фрэнсис Крик, Джеймс Уотсон и Морис Уилкинс получили Нобелевскую премию «за открытия, касающиеся молекулярной структуры нуклеиновых кислот», или, в просторечии, за расшифровку структуры ДНК. Их работа стала одной из важнейших вех в истории современной науки.
А вот другую дату, которая отмечалась в октябре 2022 года, мало кто помнит: 145 лет со дня рождения американского медика и молекулярного биолога Освальда Эвери (1877—1955), уроженца Канады. Но именно он на основании экспериментов, которые он проводил в 1930—1940‑х годах вместе с Колином Маклаудом (1909—1972) и Маклином Маккарти (1911—2005), первым пришел к выводу, что носителем наследственной информации у живых организмов является молекула ДНК. В феврале 1944 года в «Journal of Experimental Medicine» вышла их классическая работа на эту тему (в открытом доступе в интернете ее легко найти и сегодня). Ранее считалось, что генетическая информация содержится в белках.
Однако идея Эвери и его коллег поначалу не получила признания. Например, известный в то время американский биохимик Альфред Мирски (1900—1974), будучи как раз специалистом по нуклеиновым кислотам, был убежден, что гены могут состоять только из белка, а потому при каждом удобном случае критиковал и высмеивал Эвери.
По его мнению, Эвери ошибся еще на стадии подготовки эксперимента. Он плохо изолировал нуклеиновую кислоту, а потому в препаратах, использованных им, сохранились протеины. Они-то и передавали наследственную информацию. «Каждый, кто готовил препараты нуклеиновых кислот, знает, что следы белков, вероятно, остаются даже в лучших из них», – поучал этих вечно спешащих «гениев» мудрый и проницательный Мирски.
Не отставали от него и другие именитые эксперты. Они отказывались верить в то, что эта странная нитевидная субстанция, обладающая «банальной структурой», является кодом жизни. В большинстве своем они просто не обратили внимания на «какуюто статью об опытах с пневмококками» и на вывод, сделанный исследователями из группы Эвери: «Представленные доказательства укрепляют уверенность в том, что нуклеиновая кислота дезоксирибозного типа является основополагающим элементом трансформирующего начала пневмококка типа III» (цитируется по книге британского автора Гарета Уильямса «Двойная спираль (Забытые герои сражения за ДНК)» (2019; рус. изд. 2022).
Разумеется, у Эвери имелись свои сторонники и единомышленники. Они многократно выдвигали его на Нобелевскую премию по физиологии и медицине, а в 1957 году, уже посмертно, ратовали за присуждение ему Нобелевской премии по химии. Однако члены комитета отказывали ему в награде.
Лишь в 1950‑е годы пришло понимание, что Эвери был прав и наследственная информация передается благодаря ДНК. Возможно, проживи он дольше, он все-таки был бы награжден Нобелевской премией и причислен к корифеям науки. Но Эвери умер в 1955 году, так и не дождавшись заслуженной награды и не увидев триумфа Уотсона, Крика и Уильямса.
Большой взрыв
Еще одним видным ученым, опередившим свое время, был Жорж Леметр (1894—1966; номинирован в 1954), создатель теории Большого Взрыва. В 1927 году бельгийский священник по роду занятий и физик по призванию, осмысливая тот факт, что Вселенная, как показали астрономические наблюдения, расширяется, пришел к, казалось бы, простому, но по тем временам совершенно дикому, бредовому выводу: изначально наша Вселенная была сжата в однуединственную точку, которая вместила в себя всё, все миры миров. Потом эта «точка» («первоначальный атом») лопнула, буквально взорвалась, и ее осколки разлетелись во все стороны, становясь со временем звездами, планетами, галактиками.
Коллеги, узнав об этой диковинной гипотезе, дружно посмеялись над ней и отвергли ее. Ей не было места в мире тогдашней науки. Ведущие физики и астрономы, освободив науку о Вселенной от присутствия Бога, давно пришли к консенсусу, решив, что Вселенная существует вечно. Идея же о том, что Космос возник в какой-то миг, пусть и посредством взрыва, была, к сожалению, слишком близка к идее сотворения мира Богом, известной и по Библии, и по многочисленным мифам народов мира. Окончательный приговор вынес Альберт Эйнштейн: гипотеза Большого Взрыва не заслуживает внимания.
Лишь когда в 1964 году было зафиксировано космическое фоновое, или реликтовое, излучение – так называемое «эхо Большого Взрыва», гипотеза Леметра была окончательно подтверждена, ведь в 1948 году американский физик Георгий Гамов (1904—1968; номинирован в 1943, 1946, 1967), ранее бежавший из СССР, анализируя гипотезу Большого Взрыва, пришел к выводу, что такое «эхо» должно существовать. Но и после этого ни Леметр, ни Гамов не были удостоены высшей награды для ученых, так и оставшись «Enfant terrible», «возмутителями» научного мира.
В последующие десятилетия благодаря космическим радиотелескопам «Реликт‑1» (СССР, 1983—1984), «COBE» (США, 1989—1996) и «Планк» (ЕС, 2009—2013) удалось детально изучить «эхо Большого Взрыва», то бишь вглядеться в то, какой была наша Вселенная вскоре после своего рождения. Руководители программы «COBE» Джордж Смут и Джон Мазер в 2006 году были удостоены Нобелевской премии по физике, в частности, за открытие анизотропии космического фонового излучения.
Есть теория – нет награды
Еще одна группа ученых поразительно редко получает награды. Это – ученые-теоретики. Даже авторы фундаментальных научных работ нечасто удостаиваются Нобелевской премии. Прежде всего эта награда находит экспериментаторов.
Вот и Альберт Эйнштейн не получил бы никогда премию по физике, если бы являлся лишь автором теории относительности – той революционной теории, что навсегда изменила современную науку. Свою награду в 1922 году (формально она присуждалась за 1921 год) он получил за экспериментально подтвержденную теорию фотоэффекта – явление взаимодействия света с веществом (энергия фотонов при этом передается электронам вещества).
Что ж, членам Нобелевского комитета всегда проще оценить результаты научных экспериментов, чем сложную, неизъяснимую научную теорию. Чаще всего и сами эти теории, и теоретические модели нужно еще подтвердить экспериментальным путем. И лишь, когда эксперты окончательно убедятся в правоте радикального теоретика, они готовы присудить премию и ему – наряду с теми, кто в сложных экспериментах доказал правоту его воззрений. Готовы, если теоретик к тому времени еще жив.