Иерусалим 2000 лет назад
Иерусалим две тысячи лет назад был для иудеев местом всеобщего паломничества. Это был главный город страны, оплот и святыня еврейского народа. Попасть в Иерусалимский храм стремился каждый верующий еврей.
Праздник, который всегда с тобой
Паломники приходили каждый год на три великих праздника – Песах (еврейскую Пасху), Шавуот (еврейскую Пятидесятницу, посвященную дарованию евреям Торы на горе Синай) и проводимый осенью Суккот (Праздник кущей), отмечаемый в память о блужданиях евреев по Синайской пустыне.
Самым любимым в народе праздником был Песах. Он знаменовал «переход от рабства к свободе» (А. Дидон. «Спаситель Мира», 1891). От тотальной неволи в Египте, где самодержавно правили фараоны, – к поиску Земли обетованной, избранной Богом только для этих людей, бежавших из жестокой империи. Их бегство было освобождением. Их долгий путь был блужданием свободных людей, которых вели вперед надежда и вера. Их опорой были перемены, их законом была свобода при условии соблюдения тех немногих заповедей, что дал Господь. Теперь их далекие потомки каждый год, приходя в Иерусалимский храм, славили их подвиг.
Паломники прибывали в Иерусалим за несколько дней до начала еврейской Пасхи. Но для того, чтобы успеть вовремя, некоторые отправлялись в путь загодя – за несколько месяцев до торжеств. В ожидании праздника со всего Ближнего Востока – из Галилеи, Сирии и Египта, из Аравии и Персии – и даже из отдаленных уголков Римской империи в Иерусалим шли караваны с товарами.
По мере приближения праздника удивительная эйфория охватывала всё еврейское общество. В сторону Иерусалима двигались процессии с музыкантами. Иногда люди вели перед собой быка с позолоченными рогами и оливковыми ветвями, оплетавшими его голову. Шли группы псалмопевцев. Шли молчаливые мужи с ножами на поясе – им предстояло приносить в жертву животных.
Многие из путников впадали в экстаз и чуть ли не бесновались, даже еще не дойдя до города.
Когда же с горной гряды, на которую поднимались усталые паломники, им наконец открывался вид на Иерусалим, их восторгам не было предела. Они видели перед собой «небесный город», обитель их единственного, любимого Бога, или, говоря словами Плиния Старшего, «самый знаменитый город на Востоке».
Сердцем и душой его был Храм, необычный сам по себе. Он поражал людей, приходивших сюда, своим великолепием. Вся мыслимая роскошь была явлена здесь.
Как тут не привести слова Иосифа Флавия, который так пламенно назолочены, так что весь храм сверкал и ослеплял взоры посетителей обилием всюду разлитого золота» («Иудейские древности», кн. VIII, III, 2). В яркий солнечный день на позолоченные врата и стены Храма невозможно было смотреть!
В Евангелии от Марка ученики Иисуса буквально немеют от изумления, увидев этот Храм: «Учитель! посмотри, какие камни и какие здания!» (Мк. 13:1).
Сложенный из крупных известняковых блоков Храм был виден издалека. Паломникам, направлявшимся в Иерусалим, он казался чем-то вроде горной вершины, покрытой снегами. Везде, где на нем не было позолоты, он был белоснежным.
По оценке историков, высота Храма достигала 56 метров. Он был вровень, по нашим меркам, восемнадцатиэтажному зданию. Во всем Иерусалиме лишь одна постройка, похоже, превосходила Храм по высоте. Это была крепость Антония, в которой размещались несколько тысяч римских солдат.
В то время Иерусалимский храм был главным религиозным, духовным и общественным центром для всех евреев, живших как в самой Палестине, так и во всем античном мире, в диаспоре.
Храм был поистине даром Божиим еврейскому народу. Теперь можно было возносить молитвы Богу в его стенах, просить Его о милости и искать Его защиты. Люди стремились попасть в Храм отовсюду.
Чем ближе паломники подходили к своей цели, тем плотнее и многолюднее становился их поток. Вместе с людьми шли жертвенные и вьючные животные – лошади, коровы, ослы, верблюды, овцы. Повозки мало кто брал с собой – их трудно было тянуть в гору или катить по вырубленным в горах ступеням.
В то время численность населения в Иерусалиме была не очень велика. В городе жило, по разным оценкам, от 40 до 120 тысяч человек. В частности, немецкий археолог Юрген Цангенберг в очерке «Иерусалим и Иудея как место деятельности [Иисуса]» полагает, что в обычные времена в Иерусалиме проживало лишь около 40 тысяч человек (J. Zangenberg. «Jerusalem und Judäa als Wirkungsraum»//«Jesus Handbuch», 2017). Для сравнения: численность населения Рима уже тогда превышала миллион человек.
Однако в канун такого праздника, как Песах, в Иерусалим стекались «десятки и десятки тысяч людей из всех городов», писал древнееврейский богослов Филон Александрийский (15/10 гг. до н. э. – после 40). Сегодня историки считают, что на праздник Песах в Иерусалим прибывало не менее ста тысяч паломников.
Подобная «сингулярная зацикленность на одном-единственном Боге, у которого есть один-единственный храм в одном-единственном священном городе, была по-своему уникальной для того времени», – отмечал израильский археолог Ли Левин.
Изнанка города
Иерусалим, «град на горе», возвышался над просторной плодородной долиной. Из сообщений античных авторов мы знаем, что в окрестностях города собирали много зерна и бобовых, добывали мед, изготавливали вино и оливковое масло.
Но если с западной стороны Иерусалим был окружен зелеными далями и романтическими селениями, лежавшими на холмах, то к югу от города паломников ждала другая, безрадостная картина. Там простиралась Акелдама, Земля Крови. Невыносимая вонь окутывала эту местность. Казалось, тошнотворный запах уже не изгнать ничем, он повсюду будет преследовать несчастного простака, заглянувшего сюда.
В этом районе жили кожевенники, скорняки, живодеры. В чанах, водруженных ими на очаг, разогревались, распространяя едкое поветрие, звериные шкуры. Поблизости от их жилищ, на свалке, гнили, источая сладковатую вонь, остатки животных, выброшенных ими. Над кровавыми отбросами вились насекомые. Собаки сладостно рылись в зловонном месиве. Сюда подползали нищие, увечные люди, чтобы чем-нибудь поживиться.
Эти адские картины, наверное, еще долго преследовали воображение паломников, забредших сюда на пути к Богу, коему вскоре предстояло явить Себя во всей праздничной красоте.