Зачем какие-то активисты борются за равенство?
Да затем, что абсолютно каждый из нас сталкивался с дискриминацией. Просто мы настолько привыкли к этому, что смирились и забили.
В августе 2019 года мне на рабочую почту упало письмо с приглашением стать частью комитета по Diversity & Inclusion в рамках глобального Condé Nast. Итальянское вино и не менее пьянящий тосканский воздух (да, от привычки проверять рабочую почту даже в отпуске никак не могу избавиться) неожиданно подтолкнули меня к тому, чтобы подать заявку. За этим последовали какие-то опросы, онлайн-собеседования, переписки с американскими коллегами. Процесс отбора членов комитета длился так долго, что я уже почти забыла о своей заявке. Но в сентябре выяснилось, что я вошла в международный комитет под руководством Анны Винтур вместе с президентом Condé Nast в России Анитой Гиговской.
Тогда, ранней осенью, когда все мы были заняты исключительно подготовкой к церемонии GQ «Человек года» (боже, как же хочется уже на вечеринку!) я совершенно не представляла, во что я вписалась, чем будет заниматься этот комитет и как вообще на русский перевести Diversity & Inclusion. А затем начались регулярные двухчасовые созвоны в Zoom (да, он масштабно вторгся в мою жизнь задолго до пандемии), во время которых мы обсуждали, как Condé Nast может и маленькими делами, и масштабными акциями помочь миру стать толерантнее.
Тут, пожалуй, нужно сформулировать, почему я все-таки захотела стать частью комитета и зачем, на мой взгляд, российские издания должны способствовать популяризации этих туманных понятий Diversity & Inclusion. Я никогда не сталкивалась с какой-то серьезной дискриминацией, унижениями, оскорблениями и преследованием. Но есть в моей биографии эпизоды, которые я запомнила навсегда и которые все равно повлияли на меня. Например, в младшей школе, когда мне было лет 8, один из одноклассников подошел ко мне на детской площадке, показал кучу песка в руках и сказал: «Ты же еврейка? Так вот евреи забыли, как они должны были выглядеть». Моя прабабушка пережила Освенцим. И я уже в 8 лет понимала, что пытается сказать этот мальчик.