Хардкор, еще хардкор
12 случаев из сексуальной жизни отечественного экрана в 2010‑х
Последние десять лет в отечественном кино шла бархатная сексуальная революция. Тема, когда‑то запретная, прописалась на экранах. Прошли годы после прорыва «Маленькой Веры», перевозбуждения кооперативным кино и эротической эквилибристики нулевых, и вот у нас в кино тоже есть нестыдные постельные сцены. Экран раскрепостили глобальные стриминги (кабельный контент для взрослых ушел в широкополосный интернет), на глазах сформировались репутации отечественных актеров секс-бомб — тех, кому не страшно раздеться перед многомиллионной аудиторией. Михаил Сегал и Григорий Константинопольский придумали образ Любови Аксеновой, «Измены» и Андрей Звягинцев превратили в femme fatale Елену Лядову, Кристина Асмус вышла из образа смешного интерна благодаря своей роли в «Тексте» и последовавшему за ней пиар-скандалу, а ее партнер по фильму Александр Петров удачно конвертировал образ беспутного любовника в «Звоните ДиКаприо!». Перечислять героинь и героев, востребованных в своих ню-ипостасях и нашедших себя благодаря осмелевшим отечественным режиссерам и продюсерам можно долго. Но важнее не количественные показатели, а качественные достижения: секс на российском экране все чаще существует не на правах шок-контента или трансгрессивного спецэффекта, а как драматургически обоснованный элемент истории, отражающий нечто помимо привлекательности обнаженных тел. «О чем с тобой трахаться?» — спрашивал свою героиню десять лет назад Михаил Сегал. И вот почти понятно, о чем трахаются у нас в кино: о власти, о свободе, о прошлом, о будущем, о сомнениях, о фантазиях и, конечно, о любви.
Секс с властью
«Кочегар», Алексей Балабанов, 2010
В своих фильмах Алексей Балабанов любил предъявлять зрителю обнаженных женщин. Иногда их появление в кадре было оправдано темой и сюжетом (как, например, это происходит в фильме о пионерах русского порно «Про уродов и людей»), но чаще отдавало откровенным фетишизмом. Шутливое, не носящее и тени сексуального подтекста раздевание девушки в заснеженной зоне «Я тоже хочу» похоже на самоироничное признание: да, мол, грешен, люблю снимать ню. Традиционная эротика Балабанова практически не интересует, механика секса производит унылое впечатление, особенно остро это чувствуется в «Кочегаре», где в героя-любовника превращается брутальный бандит-молчун по прозвищу Бизон. Его последовательные совокупления с двумя любовницами (русской и якутской) лишены всякого намека на страсть или возбуждение. Грубовато ленивые фрикции сугубо функциональны, что‑то вроде воплощенной фантазии с безмолвной секс-машиной. Здесь секс — это патриархальный ритуал подчинения, субститут чего‑то незримого, но все-таки существующего — власти сильного над слабым.
Секс на кухне
«Аритмия», Борис Хлебников, 2017
Пьяный секс переживающих не лучшие времена супругов в фильме Бориса Хлебникова и Наталии Мещаниновой, с одной стороны, пример сурового реализма (шестиметровая кухня в съемной квартире — попробуй там развернись, да еще с кинооператором), а с другой — одна из самых щемяще нежных эротических сцен в нашем кинематографе. Важным кажется и тот факт, что «Аритмия» — один из немногих примеров кино, где сексуальные сцены не являются материалом, предназначенным исключительно для эксплуатации понятного зрительского интереса к альковным вопросам. Кухонная эротика оборачивается шутками, а затем — обсуждением вопросов контрацепции (оказывается, жена предохранялась, а мужа в известность не ставила), и сюжет с близящимся и, кажется, неизбежным расставанием стремительно заходит на следующий виток.
Секс в душе
«Верность», Нигина Сайфуллаева, 2019
Нигина Сайфуллаева продемонстрировала свою раскованность в демонстрации сексуальной жизни уже дебютом «Как меня зовут», где была дерзкая сцена публичного секса на дискотеке. «Верность», изначально заявленная как драма о ревности и неверности, должна была стать одной из первых попыток нашего кино взглянуть на секс женскими глазами. Фильм, несмотря на обилие эротических сцен, поразил свой зефирной мягкостью. Лишь один эпизод взволновал публику по-настоящему: сцена в душе, где герой Александра Паля сперва требует от героини Евгении Громовой надеть купленный втайне пояс для чулок, а затем делает ей куннилингус на подоконнике. Тут даже не очень понятно, в чем дело. Вроде и герои женаты, и снято все предельно целомудренно (да, фронтальная обнаженка, но не Абделлатиф Кешиш с его брутальным фейсситтингом на полу в туалете), и все же что‑то трансгрессивно щелкнуло в мозгах публики — понеслась кухонная критика. Что ж, это понятно: в России орального секса нет, и особенно нет куннилингуса.