Внутренняя Каталония. Пять вечеров
Поездка вдоль каталонского побережья вызывает ощущение потемкинских деревень. Роскошные рестораны в отреставрированных замках, концерт-холлы в обновленных древнегреческих развалинах, фешенебельные туристические виллы в дизайнерских крестьянских домах. Тем, что скрывается за пляжно-парадным фасадом, интересуются совсем немногие из миллионов иностранных туристов, ежегодно посещающих эту автономию в формате «Барселона плюс-минус море». И напрасно.
Прибыв комфортным скоростным поездом в Барселону, я с некоторым сожалением отправилась на пригородную электричку. Предстоящие пять дней в Каталонии в силу обстоятельств должны были пройти не на знаменитых курортах, а в глубинке – без моря и шика. Но нет ничего дороже счастья человеческого общения, утешалась я радостью от скорой встречи с дружественной семьей из маленькой деревушки Ла-Тальяда. К радости примешивалась досада, потому что на пригородных платформах царил бардак: электрички ходили с опозданием, табло не работали, стояла страшная духота. В дребезжащем, расписанном граффити вагоне стоял разноязыкий гул, но это были не веселые европейцы, направлявшиеся в приморские городки, а уставшие трудовые мигранты, разъезжавшиеся по пригородам. Впрочем, сами пригороды выглядели, по крайней мере снаружи, не хуже, чем на побережье, – строгие и элегантные, из бурого камня, со старинными церквями и крепостными стенами.
Вечер первый: семейный. Ла-Тальяда
Огромный старинный дом дружественной семьи, примыкавший к деревенской церкви и снаружи похожий на крепость, был обустроен лишь наполовину: бывшие хозяйственные пристройки зияли дырами в крышах. Дядя Пере и тетя Нурия, прибывшие из соседнего села, с тоской поглядывали на них: когда-нибудь они отделают коровник и свинарник, и получится отличное жилье в родовом гнезде. Пока же в дедовском доме живет племянник – вместо городской квартиры он, как и многие каталонцы, сделал ставку на прелести сельской жизни.
Эти прелести связаны в том числе и с тем, что укрупнение и механизация аграрного комплекса освободили каталонских сельчан от большинства традиционных забот. Поэтому на семейном ужине в Ла-Тальяде, куда я с трудом добралась на перекладных, тружеников полей не было. Сельский компонент обозначался лишь изредка налетающим запахом навоза и помидорами в огороде.
– У нас в деревне только Чави, сосед напротив, в поле выходит. Комбайнер. А в наше время все работали: и взрослые, и дети, – сказала мама моей подруги Жины. И представители трех поколений за столом пустились в воспоминания.
– Помните, когда резали свинью, я бабушке помогала кровь жарить.
– Не придумывай, при тебе уже дома свиней не резали, на ферму отвозили.
– А я помню, как отец нас на фасоль водил, в пять утра, до жары. Вы уже не ходили.
– Зато кукурузу выгружали, которую деду привозили, тоже не сахар! – высокие проволочные короба для хранения початков еще стоят перед многими домами, раздражая редких отдыхающих, которым негде парковаться.
Двенадцатилетняя Лайя ничего такого не помнит, хотя с рождения живет в этом доме. Домашнюю живность, которая еще 20 лет назад стояла за стенкой, она видела вблизи на школьной экскурсии на ферму. И вообще, в сельской школе они учатся без учебников, с использованием интерактивных технологий.
– Не знаю, как можно без учебников, – скептически пожала плечами ее бабушка Роза, выставляя ратафию – домашнюю настойку на сорока собственноручно ею собранных травах. Никто в семье не любит этот напиток, но каталонцы трепетно относятся к семейным традициям.
По той же, видимо, причине дом другого Жининого деда, по отцовской линии, который давно опустел и нуждается в капитальном ремонте, не продают. Там два раза в год собираются полсотни наследников – детей, внуков и правнуков. Каждую встречу, перед тем как начать многолюдное застолье, все они, закатав рукава, месят раствор, кладут плитку и ровняют стены.
– Лет через десять там можно будет жить, – сказала Жина.
– Оптимистка, – сказал ее брат.
Спора не состоялось, потому что небо над длинным столом во дворе, где мы сидели, стало пронзительно-синим и как будто стеклянным. Резкий ветер заставил зайти всех внутрь.
– Трамонтана, – сказала маленькая Лайя. – Хорошо!
Вечер второй: дачный. Масанет-де-Кабренис
Северный ветер трамонтана налетает с севера, с Пиренеев, и дует несколько дней подряд. Говорят, что он пробуждает в людях гениальность или сводит их с ума. Это наукой не доказано, но, когда кто-то странно себя ведет, каталонцы говорят, что ему «надуло трамонтаной». Туристы не любят северный ветер, потому что от него даже в жаркий день на пляже становится зябко, и рябь на море не позволяет кататься на сапсерфинге. Но местные его ценят: он очищает пляжи от туристов, атмосферу от смога и дали от дымки. Тогда на горизонте, на французской уже стороне, издалека становится виден силуэт горы Канигó – символической для каталонцев всех стран, поскольку там, по легенде, зародилась каталонская нация.
– Нам повезло с трамонтаной, все будет здорово видно, – крикнула мне Жина с переднего сиденья микроавтобуса, на котором мы большой компанией ехали на следующий день в пиренейскую деревушку Масанет-де-Кабренис, на «дачу». Правда, чужую. Принадлежит она одной состоятельной барселонской семье, которая нечасто выбирается за 200 километров в бывшую семейную усадьбу, по-каталонски – мас. Чтобы за хозяйством кто-то присматривал, хозяева сдают ее в издольщину. Эта «докапиталистическая», по Марксу, форма хозяйствования в Каталонии не устаревала никогда и сейчас является одним из наиболее популярных способов аренды в сельской местности: издольщики поддерживают порядок в масах и выращивают на чужих огородах, например, помидоры и фасоль, расплачиваясь за жилье частью урожая.