«Власть становится прочной, но хрупкой»: интервью социолога Дмитрия Рогозина
Ограничение свободы слова и криминализация инакомыслия — это удар не только по обществу, но и по самой власти, считает социолог Дмитрий Рогозин. Он уверен: отсутствие альтернативных точек зрения не позволяет проверить принимаемые решения на прочность. Рогозин сам себя определяет как полевой интервьюер, то есть специалист, непосредственно работающий с респондентами во время проведения опросов общественного мнения. В интервью Forbes Talk он рассказал о поляризации в обществе, праве на ошибку и необходимости разговора со всеми.
Дмитрий Рогозин — социолог, директор Центра методологии федеративных исследований РАНХиГС, преподаватель факультета социальных наук «Шанинки». На сайте ВЦИОМ Рогозин назван «одним из лучших специалистов по методике социологических исследований».
О поляризации в обществе
«Мы сейчас живем в ситуации, когда не говорят «с одной стороны», «с другой стороны» или «это все сложно». Эти рассуждения стали уже нелегитимны, потому что в нашем мире основная легитимность определяется вопросом «Ты уж определись, с кем ты». Этот вопрос начинает звучать, даже если ты не заводишь разговоры ни о текущей ситуации, ни о решениях, которые принимают наше правительство, а так между делом.
Это время, в котором договоренность и вообще договариваемость не является приоритетным началом дискуссии, разговора. А приоритетным началом становится начало силы, то есть сила сейчас становится все более и более значимой. Мы и раньше, когда проводили исследования — у нас было много проектов, посвященных принятию насилия в российском обществе, в частности полицейского насилия и т. д. — мы фиксировали огромный уровень толерантности к насилию. Он определяется так: «Конечно, бить не надо, но, если заслуживает, то неплохо бы. А если это еще поможет кому-то, то вообще хорошо».
Условные силовики сейчас определяют доминирующую роль в том, что такое хорошо, а что такое плохо. И вообще, какие люди хорошие, какие плохие, определятся не с точки зрения их достижений, а с точки зрения преступлений, которые они могли бы совершить или не могли. Поэтому в этом разломе общества на первый план выходит определение врагов и через это — определение собственной идентичности: «Я тот, кто знает, кто мой враг». Это довольно страшный, я бы сказал, диагноз общества, этого не было и в советское время. То есть это уникальный новый опыт, как и все, что теперь у нас уникальное после 24 февраля».
Почему разные части общества не разговаривают
«Есть разные причины, но общий ответ я бы дал такой: незачем. Поскольку люди, которые принимают решения, давно понимают, что живут по формуле «мы и так знаем, как все устроено». И настоящие дела, правильные решения — они принимаются не публично, публичность — не для принятия решения. Если это так, то ценность разговора просто пропадает, его нет. «Зачем говорить? Балаболы!» Если вы начинаете говорить, вы как бы сотрясаете атмосферу.