Начался ли ХХI век
Есть мнение, что календарные века не совпадают с историческими. Так, говорят, что «большой» ХIХ век начался с Французской революцией в 1789 г., а закончился с началом Первой мировой войны в 1914-м. Тогда начался век двадцатый, который, как многие полагают, завершился с распадом социалистической системы и СССР в 1991 г. Эта умозрительная хронология ничуть не убедительнее так называемой новой. Но если уж идти по этому пути, то похоже, что ХХI век только начинается.
Разговоры о смене эпох носят несколько отвлеченный характер. Ничто не приходит из ниоткуда за один день, все постепенно зреет, пока вдруг мы не видим перед собой уже сложившиеся формы. Важнейший вопрос сегодня – видим ли мы эти новые формы ХХI в.? Насколько они определились? И устойчивы ли они? И кое-что мы можем разглядеть с известной определенностью.
Прежде всего, старый «либеральный порядок», поддерживаемый в основном странами Запада, сильно ослабел и фактически прекратил действовать даже там, где и появился. Радикальное ослабление произошло, в первую очередь, из-за системного ослабления западных элит. Основная причина в том, что либеральные элиты и нравственно, и интеллектуально не справились с вызовом.
Одна из основ либерального порядка – широкое применение либеральных ценностей, радикальное ускорение эмансипации личности, критический пересмотр основ культуры с целью устранения всякого «неравенства» между различными социальными (и всякими иными) группами. Проводником этой либеральной политики постепенно, начиная с 1950–1960-х гг., стал весьма специфический слой, состоящий из функционеров аппаратов правительств, партий, общественных организаций, медийной публики, интеллигенции, сконцентрированной в университетах, НКО, разнообразных социальных движениях, от профсоюзов до защитников природы.
Из этого слоя в Европе (и в меньшей степени в США) сформировался новый правящий класс. Он обучился в университетах, где господствующая идеология была левой, с привкусом неомарксизма и причудливо понятого антикапитализма и антиимпериализма. «Бунтари» 1968 г. трансформировались в тех, кто стал управлять Западной Европой и, соответственно, воспроизводить себе подобных для устойчивого управления. Красноречивые примеры того, что они собой представляли и в какой-то степени продолжают представлять, проще найти не на Западе – там все же было и есть много сдерживающих факторов, – а на Востоке. Пол Пот (Салот Сар) и Иенг Сари в Камбодже самым что ни на есть убедительным способом продемонстрировали результаты «политики возможного» (имя Пол Пот, возможно, и есть французское politique potentielle).
В Европе до таких зверств не дошло, но ощущение репрессивной вседозволенности возникло. Пока был Советский Союз, все же приходилось держать себя в руках. С роспуском Варшавского блока ограничивающие механизмы ослабели. Идея установления повсюду либеральных демократий овладела умами западных элит. И тут выяснилось, что денег на все фокусы не хватает. Дело в том, что одна из особенностей нового правящего класса в Европе (и в меньшей степени в США) в том, что они абсолютно чужды духу свободного предпринимательства, но совсем не чужды поразительной жадности. В них много антикапиталистического, этакой показной эгалитарности. Но в результате их непомерных и показательно нечестных расходов постепенно стал расти разрыв между правящими элитами и рядовыми трудящимися, а одновременно – серьезной частью крупного бизнеса. Рецепта преодоления этого раскола нет. Правящие группы вынуждены перейти во многих случаях к прямой манипуляции, давлению и даже репрессиям. Торжество либеральных