Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский: Музей – это код нации
Михаил Пиотровский, возглавляющий Эрмитаж с 1992 г., в сентябре был переназначен на пост еще на пять лет. В числе планов на грядущую пятилетку – реализация национальной музейной стратегии, разработка которой будет завершена в ноябре. В основе документа – наработки вверенного ему музея, отмечает Пиотровский: «Эрмитаж – это такой большой корабль, который идет, пробивает дорогу, чтобы за нами могли плыть другие корабли, поменьше».
Кроме того, на повестке – масштабные проекты самого Эрмитажа. В частности, развитие «Большого Эрмитажа» (системы центров-спутников в стране и за рубежом), «Небесного Эрмитажа» (современных цифровых технологий) и реставрация комплекса зданий музея.
В интервью «Ведомостям» директор Эрмитажа рассказывает о ключевых параметрах национальной музейной стратегии, этапах обновления Эрмитажа, а также делится, каким было самое трудное решение за годы его директорской работы.
– В сентябре было опубликовано распоряжение премьер-министра о переназначении вас директором Эрмитажа еще на пять лет. Нетрудно заметить, что этот пятилетний горизонт примерно совпадает со сроком реализации национальной музейной программы, разработка которой сейчас ведется и вы, как президент Союза музеев России, возглавляете эту работу. Правильно ли мы понимаем, что реализация программы – это то, ради чего вы в том числе остались? Что планируется заложить в этой программе?
– Действительно, это то, ради чего я остался. Что касается программы, то грандиозных планов нет – есть постепенное движение, которое определено уже давно и будет продолжено. Еще в Советском Союзе привыкли мыслить пятилетками, и во всем мире сегодня мыслят так – существует огромное количество программ, которые рассчитаны как раз на пятилетний срок. Это нормальная вещь. И директорский контракт на пять лет, мне кажется, это правильный срок. Сначала, если помните, у нас были бессрочные контракты, потом начались эксперименты: «Хотите больше зарплаты – идите на временный контракт». Постепенно все перешли – на пятилетние, трехлетние (два моих предыдущих контракта были трехлетними). У многих директоров сегодня и вовсе на один год.
Нынешняя беда, и не только для нашей страны, – это прекаризация. Когда трудовые отношения строятся по повременному принципу: людей берут на работу на день, на полгода-год. Не только директоров – к примеру, мы берем реставраторов на один год. Получается, людей как бы нанимают под конкретную задачу: человек выполнил функцию – и все, может идти. А все-таки в таких учреждениях, как музей, нужно пробыть определенное время, чтобы иметь возможность действительно что-то сделать. В принципе, этот срок можно рассчитать, но это не год точно.
В нашей программе, которую мы сейчас готовим в Союзе музеев России, кадровый вопрос – один из главных. Дело не в кадровом голоде (его нет), а в отборе кадров – нужно знать, какие кадры нужны. Каким образом их отбирать? Каким образом общественные организации, профессиональное сообщество должны участвовать в отборе кадров? В музейной сфере у нас уже есть отработанная схема, но она иногда дает сбои, потому что, понятно, и музейщикам, и министерству хочется командовать.
Мы стараемся в Эрмитаже создать такой механизм, который мог бы стать образцом, как на самом деле все должно быть. Эрмитаж – это такой большой корабль, который идет, пробивает дорогу, чтобы за нами могли плыть другие корабли, поменьше.
– Еще в 2018-м была принята десятилетняя стратегия развития музеев – как раз до 2030 г. Как с ней соотносится новая музейная программа?
– За то время, что прошло, оказалось, что стратегию нужно адаптировать, уточнить, добавить в нее много конкретных вещей. А родилась национальная программа из манифеста. Мы вдруг с ужасом обнаружили, что музеи становятся досуговым предприятием – причем это стало интересно не только начальникам, но и самим музейщикам. Оказалось, всем легче отчитываться «песнями-плясками», чем сложной работой с хранилищем, реставрацией и сложными, исследовательскими выставками.
Конечно, в музее могут быть и развлекательные проекты, и перформансы, и прочие полутеатральные вещи. Но помимо досугово-развлекательной функции музей делает то, что больше никто не может. А именно – хранит память. Код нации хранится, пересоздается, воспроизводится именно в музее. Именно музей помогает делу воспитания верности Родине, Отечеству, с одной стороны. А с другой – дает понимание, что мир един. И хотя культуры суверенны, они могут и должны взаимодействовать друг с другом. Наш философский пафос был воспринят, и президент дал поручение подготовить программу, мы ее делаем вместе с правительством и в ноябре завершим ее разработку.
«Важнейшая задача музеев – хранение»
– Каковы ключевые параметры этого документа?
– На мой взгляд, недостаточно просто написать цифры – что нужно, к примеру, сделать 20 фондохранилищ. Надо сначала объяснить, зачем они вообще нужны, и только потом уже можно говорить, что нужно и сколько. Если у нас все получится, это будет потрясающая штука – документ, который будет совмещать чаяния музейного сообщества и задачи государственной политики.
Начинаться программа будет с философской части, или, если по-старому, идеологической. Музей – это код нации. Музей – это живой организм, а не робот. Мы все время повторяем, что это обманчивые представления: если все разложить по квадратикам, наметить сроки, вовремя проставить все галочки – это якобы и будет хорошее управление. Но всякая образцовая бюрократия по Веберу легко превращается в бюрократию по Кафке. Временные горизонты есть у роботов, у искусственного интеллекта. А люди, музеи живут в жизненных обстоятельствах.
И как любой организм, музей нельзя произвольно резать и перекраивать. Так, один из важнейших пунктов нашей программы, который мы уже осуществили, – мы добились возвращения в закон принципа неделимости музейных коллекций. Теперь делиться она может только в абсолютно экстремальных случаях. Неделимость музейных коллекций влечет за собой и понятие идеологии музейной коллекции – в рамках определенной концепции. И музеи сегодня формулируют ее – что они хранят и как собираются развивать коллекцию дальше.
Важнейшая задача музеев – хранение. Почему музей – это не галерея? Музей может ничего не показывать и все равно будет музеем. А если у него нет фондов, он уже не музей. Соответственно, нужна система – как хранить фонды, как делать так, чтобы они были доступны и для исследователей, и для посещения. У нас уже есть замечательное эрмитажное фондохранилище – лучшее в мире как раз благодаря своей организации, открытости. Есть замечательное фондохранилище в «Эрмитаж – Урал» в Екатеринбурге, созданное под небольшой музей. Короче говоря, мы можем дать некоторый набор типовых предложений, параметров того, каким должно быть фондохранилище.
– Очевидно, помимо хранения, в случае с коллекциями актуален еще и вопрос реставрации?
– Да, это еще один очень больной вопрос, который многократно поднимался. Потому что, во-первых, уже собрано много вещей, но, если их не реставрировать, они погибнут. А во-вторых, реставрация – это же очень тонкая работа. Ей нельзя научиться по книгам – эта профессия передается из рук в руки. Министерство культуры нам указывает при проверках, что у нас работают неаттестованные реставраторы – а им просто рано! Два года минимум реставратор должен сначала проработать под руководством старших коллег, и только потом его можно допустить к аттестации.