Томми Кэш: "В мире слишком много п***а, людям не хватает свободы. Думаю, мы ее заслужили"
До выхода в апреле нового EP Moneysutra эстонский музыкант "молчал" почти полтора года. Мы встретились с Томасом в Zoom по случаю его очередного релиза — сюрреалистичного клипа Racked, — чтобы выяснить, для чего необходимы долгие паузы между альбомами, почему нам всем стоит уходить из интернета и почему секса по телефону не всегда достаточно.
Привет! Ты с репетиции или на репетицию?
Не, я с интервью на интервью.
Я читала, что у тебя чуть ли не фобия давать интервью. Как ты справляешься?
Последнее время лучше. Думаю, фобия еще есть, но я уже натренировался годами их давать, даже прикольно стало. Хотя сейчас получается сильно реже — из-за пандемии.
А в чем фобия? Сказать что-то не то или поговорить не с тем человеком?
Не знаю, просто говорить про себя. Мне кажется, это как-то эгоистично. Просто я тот чувак, который обычно на вечеринке стоит в сторонке и молчит. Мне нравится показывать делами, а не выходить в прямой эфир инстаграма со словами «посмотрите, какой я крутой». Просто хочу делать свою работу.
Согласна с тобой, но давай поговорим о тебе! (Смеется.)
Давай. (Смеется.)
Ты говорил, что стараешься «подтянуть свою музыку, чтобы она была такой же сильной, как визуальный ряд», — это очень крутой подход. Почему ты выбрал такой путь, почему визуальный ряд имеет для тебя такое важное значение?
Просто все мы очень визуальные люди. Мы же влюбляемся в человека не из-за его голоса и из-за того, как он звучит, первое впечатление на нас производит внешность.
А как же секс по телефону?
Секса по телефону не всегда достаточно. Хочется видеть. Думаю, 70% того, что воспринимает человек, — это то, что он видит. Визуальный аспект вещей очень важен.
Американский Vogue назвал твои музыкальные клипы антиутопией на тему СССР. Ты сам это называешь советской историей, 1990-ми, slavic influence. Что тебя так цепляет в визуальных кодах СССР?
Ну смотри, Тарантино же тоже снимает свои фильмы с серьезной иронией. Я такой человек. Я не прячу, откуда я пришел, кто меня родил, на каком языке я могу говорить. Я не пробую американизировать себя в обществе. Звучать как Young Thug или кто-то другой. Или просто надевать такие же шмотки. Где я вырос, в какой среде — все это видно в моей работе.
А как тебе кажется, вот эта условная волна ностальгии, которая захлестнула нас после Гоши Рубчинского, вместе c Balenciaga, Гвасалией и с Лоттой Волковой, — это просто цикличность моды или нечто большее?
Большее, потому что мы все хотим в детство. Ностальгия только росла, и она растет до сих пор. Это по всему миру так — возьми сериал Stranger Things («Очень странные дела»), всех героев Marvel — это тоже ностальгия. Мы знаем Ironman ("Железного человека") уже сколько лет? 20–30? Жестокая ностальгия. Сейчас какой по счету «Человек паук»? Десятый? Ностальгия только растет. То, что сделали Гоша, Демна и команда Vetements, было свежо, они не стеснялись. Потому что у экс-советского человека, или, можно сказать, русского, есть какая-то стеснительность вот этой грязи, где он вырос. И я это понимаю. Если ты там, ты хочешь оттуда убежать. Но необязательно все стирать.