Беременное правительство
Адвокат Добровинский поет песню про нежность, медицину и Монако
А почему вы назвали эту замечательную девочку Александрина? Имя, конечно, красивое, но редко встречается. Были какие-нибудь причины?
Вечеринка по поводу рождения еще одной дочки наших друзей была в самом разгаре. Я держал на руках сопящую, завернутую в красивый конверт кроху, и мне было все интересно. Дима и Наташа как-то странно переглянулись, а потом счастливая мать объяснила: — Просто мы провели чудесные каникулы в Египте, плавали на стареньком пароходе по Нилу, как в романе Агаты Кристи, осматривали пирамиды, музеи… Потом остановились на день в Александрии. Все было так романтично, красиво. Там наша дочь и получилась.
Все засмеялись. Ангелочек в это время смотрела какие-то свои ангельские сны и даже не подозревала, почему ей дали такое имя. А ведь с такой логикой ее могли назвать совершенно по-другому. Наша судьба часто состоит из неожиданностей и сюрпризов.
Jimmy’z трясся в восходящем опьянении жизнью. Монте-Карло догуливал поздний аккорд июля восемьдесят пятого года. Новая идея по вытрясанию денег из отдыхающих работала на хорошо и отлично. Она заключалась в том, что эта ночь в княжестве является самой серединкой года и десятилетия и поэтому ее надо отгулять так, чтобы утром было мучительно больно голове и бумажнику.
«Проснись с любимым человеком, даже если не знаешь, как его зовут!» — кричал лозунг на стене клуба. Публика была послушна и готовилась к утру выполнить приказ.
Идея праздника и лозунг принадлежали «европейской королеве ночи» — несравненной Регине Зильберберг. Или, как ее называли французы, Режин. С ударением на последнем слоге. Королева ночи была нашего происхождения. Во время войны ребенком скрывалась вместе с семьей от немцев, а когда все закончилось, решила отомстить судьбе и остаток жизни заниматься только тем, что приносит удовольствие. В шестнадцать вышла замуж и через два месяца родила мальчика, что не помешало ей стать не только певицей. Злые языки рассказывали, что успехом Режин была обязана своему феноменальному темпераменту, но разве это плохо? В середине пятидесятых она открыла в Париже свой первый клуб Chez Régine и сразу собрала там всю снобистскую и снобирующую элиту. А потом пошло-поехало. Лондон, Сен-Тропе, Монако, Нью‑Йорк…
Я никогда не был большим или даже маленьким любителем ночных клубов, и Режин это хорошо знала. Знала-знала… однако никак при всем своем уме, колоссальном опыте общения с мужчинами и природной хитрости не могла понять почему.
Ларчик между тем открывался просто. Без отмычки. В самых разных компаниях мой хорошо подвешенный язык, манеры и юмор приводили к тому, что практически любая красавица к утру могла стать близким человеком. Тем более что в допрезервативный период развития цивилизации ХХ века разнополые судьбы, не боясь страшных болезней, быстро сближались после приятно проведенного вечера — хотя бы для того, чтобы его продлить. В ночных же клубах и на дискотеках гремела музыка — чтобы пошутить, надо было орать в ухо моим и так довольно низким голосом, который я через пять минут срывал на несколько часов. За популярностью на сцену вместо меня выходили высокие качки, тупизна которых была замаскирована динамиками, мускулами и тяжелыми коктейлями. Молодые люди имели явное преимущество перед очкариком, и сделать что-то против этого было трудно. Короче говоря, дискотеки и ночные клубы я не любил. Режин — с которой меня когда-то познакомил, смущенно потупив глаза в связи с их, похоже, когда-то состоявшейся интимной дружбой, местный раввин — не могла взять в толк, почему я через пятнадцать минут после того, как попадаю в ее заведение, исчезаю до следующего раза.