«Тайная жизнь пчел»: роман о взрослении в Америке 1960-х
Каково быть подростком-сиротой на американском юге в 1964 году? Героиня книги Сью Монк Кидд «Тайная жизнь пчел» бежит от деспотичного отца, надеясь узнать правду о смерти матери. Ее сопровождает темнокожая няня, спасающаяся от агрессивных расистов. С разрешения издательства «Бомбора» публикуем отрывок из романа
Мать Лили погибла у нее на глазах, отец жесток и за каждую провинность заставляет стоять коленями на кукурузе. Единственная родная душа — темнокожая няня Розалин. В 1964 году, когда Лили исполняется 14 лет, в США принимают Закон о гражданских правах, запрещающий расовую дискриминацию. На юге, где живет Лили, он у многих вызывает неприятие. Розалин оказывается в смертельной опасности, а Лили узнает тайну о смерти матери. Роман затрагивает темы расизма и прав человека, а также психического здоровья и переживания детских травм. Книга получила признание критиков и стала бестселлером New York Times. В 2008 году по ней был снят одноименный фильм режиссера Джины Принс-Байтвуд.
Моим первым и единственным воспоминанием о матери был день, когда она умерла. Я долгое время пыталась представить ее до этого дня, хоть малость какую — например, как она укладывает меня спать, читает о приключениях дядюшки Уиггли или в морозное утро развешивает мое белье у комнатного обогревателя. Да я была бы рада даже вспомнить, как она обламывает ветку форзиции и стегает меня по ногам!
Умерла она 3 декабря 1954 года. Печь в тот день раскалила воздух настолько, что мать стянула с себя свитер и стояла в одной рубашке с коротким рукавом, дергая ручку окна в спальне, намертво залипшего в раме из-за краски.
Наконец она сдалась и сказала:
— Что ж, ладно, тогда просто угорим здесь к чертовой матери, да и все!
Волосы у нее были черные и густые, крупными кудрями обрамляли лицо — лицо, которое я никак не могла увидеть в своем воспоминании ясно, несмотря на резкую отчетливость всего остального.
Я потянулась к ней, и она подняла меня на руки, ворча, что я слишком большая девочка, чтобы вот так меня держать; но все равно обняла. В тот же миг, когда я оказалась в ее объятиях, меня окутал ее запах.
Этот аромат, резковатый, как запах корицы, запал мне в душу навсегда. Одно время я регулярно наведывалась в «Сильван Меркантиль» и перенюхивала все бутылочки с духами, какие там были, пытаясь найти мамин запах. Каждый раз, когда я туда приходила, продавщица парфюмерного отдела строила удивленную мину, восклицая: «Господи ты боже мой, смотрите, кто пришел!» Как будто это не я была там всего неделю назад и не я прошлась по всему ряду бутылочек. Shalimar, Chanel No. 5, White Shoulders…
Я спрашивала ее: «Что-нибудь новенькое есть?»
Новенького никогда не было.
Так что для меня стало настоящим потрясением, когда я услышала этот аромат у своей учительницы в пятом классе, а она сказала, что это всего-навсего самый обыкновенный кольдкрем.
В тот день, когда умерла моя мать, на полу, как раз возле заклинившего окна, стоял раскрытый чемодан. Она сновала между ним и шкафом-чуланом, бросая в него то одну свою вещичку, то другую, даже не заботясь их сложить.
Я пошла вслед за ней в чулан и пролезла под подолами платьев и штанинами брюк в темноту, к пыльным катышкам и трупикам мотыльков, к сапогам Ти-Рэя, к которым навсегда пристали садовая грязь и гниловатый персиковый душок. Сунула руки в белые туфли на высоком каблуке и хлопнула подметками друг о друга.