Утопия Зачарованного леса
Есть две книги, описывающие общество, которое построили звери – антропоморфные звери, разумеется. Утопия и антиутопия – «Винни-Пух» и «Ферма животных»
В Зачарованном лесу, у Шести сосен, произошло посвящение Винни-Пуха в рыцари. Пух преклонил колено перед своим сюзереном, и Кристофер Робин, как и велит рыцарский обычай, коснулся его плеча мечом (палочкой, конечно, а не мечом: маленький мальчик играл с плюшевым медвежонком в лесу около дома).
– Встань, сэр Винни-Пух де Медведь, вернейший из моих рыцарей, – сказал своему медвежонку Кристофер Робин, король Зачарованного леса. По-английски это тоже звучит торжественно: Pooh de Bear.
И рыцарь Пух поднялся, распрямился.
Вот теперь мы можем разглядеть плюшевого героя как следует. В конце долгой истории всё стало понятно; так внезапная вечерняя зарница освещает луг и опушку леса. То был рассказ о рыцарских странствиях, об испытаниях, выпавших беззаветным храбрецам. Так уж принято, чтобы в конце долгого повествования, в награду за стойкость и преданность, герой был удостоен рыцарского звания. И в этой повести случилось точно как положено. Читатель узнал о путешествиях в Зачарованном лесу, о спасении слабого (Пятачка, окружённого водой), о борьбе с драконом (здесь дракона зовут Слонопотамом), о поисках Грааля (то было путешествие за Северным полюсом), о снятии колдовства (укрощение Тигры, обернувшееся укрощением гордыни Кролика), о заколдованном замке (рухнувший дом Совы). И вот, как итог приключений, плюшевый герой возведён в рыцарское достоинство.
Конечно, вовсе не обязательно проводить такое сравнение. При чём тут рыцарские романы? Книга Александра Милна – прежде всего рассказ о жизни оживших игрушек, точнее об игрушках, которые на самом деле такие же живые, как люди. Подобные рассказы нам известны: «Пиноккио», разумеется; «Стойкий оловянный солдатик» Андерсена; «Щелкунчик и Мышиный король» Гофмана; замечательным примером является «Кукольный город» Евгения Шварца – пьеса о спрятанном в лесу городе игрушек. По Шварцу, игрушки, потерянные детьми, или игрушки, с которыми плохо обращались, бегут в волшебный лес, где построено справедливое игрушечное государство. Помимо указанных параллелей есть у книги о Пухе и прямые предшественники среди английских сказок. Писать волшебные истории о домашних животных – это очень по-английски. Пасторальные истории Беатрис Поттер или оксфордская книга Кеннета Грэма «Ветер в ивах» тоже рассказывают о приключениях антропоморфных зверей: дядюшка Барсук, мистер Тодд или кролик из сказок Поттер чем-то могут напомнить героев Милна. Кстати, художник, нарисовавший иллюстрации к «Винни-Пуху», Эдвард Шепард, прежде делал иллюстрации к «Ветру в ивах». Правда, у Грэма звери – живые, а у Милна – плюшевые, но родство очевидно.
История о Пухе и его друзьях похожа на эти, упомянутые выше, но всё же это иная история.
Отличие повести о Пухе от всех прочих сказок в том, что герои существуют в совершенно автономном, независимом от реальности пространстве. И хотя это сказка, данное обстоятельство – необычно. Как правило, сказочные герои живут в нашей реальной жизни, среди нас. Мэри Поппинс приходит в реальный дом в реальную семью, мистер Тодд путешествует по взаправдашней железной дороге и говорит с реальным машинистом, Щелкунчик живёт в типичной немецкой семье, игрушечный город Шварца борется с настоящими крысами, медвежонок Паддингтон живёт совершенно обычной лондонской жизнью. Да и в книге «Винни-Пух» в самом начале, в прологе первой главы, упомянуто, что существует некий дом, в котором мальчик Кристофер Робин живёт с игрушками. Упомянуто – и забыто. Распахивается дверь в сказочный Зачарованный лес – и там жизнь совсем иная. Читатель перестаёт понимать, где же, собственно говоря, настоящая жизнь.
Жизнь в Зачарованном лесу – мудрее и чище, чем наша обыденная жизнь. Дело не в том, что Пух – симпатичный малый, дело в том, что сама жизнь в Зачарованном лесу устроена удивительно. Не так, как наша. Обычно сказка дублирует жизнь, повторяет жизненные коллизии. А в данном случае – не так.
Пуху и «всем остальным» не приходится сталкиваться с несправедливостью, злом и неравенством. Именно столкновение со злом и неравенством всегда стирает грань между сказкой и реальностью: герой сказки попадает в реальный мир, где ему быстро объясняют что к чему. Но Кристофер Робин свои игрушки не обижает, он не повелевает ими, а участвует в игрушечной жизни как равный, и маленький мир Зачарованного леса (в оригинале обозначен размер сцены: «Стоакровый лес») не прячет в своих кущах и чащах никакого зла. В этом лесу нет и намёка на неравенство; единственная привилегия Кристофера Робина – вовремя прийти на выручку, защитить слабого. Старший равен прочим, но иногда успевает быстрее других спасти попавшего в беду, вот и всё преимущество: так, Кристофер Робин отдаёт свою рубашку, чтобы натянуть её, как батут, под деревом, с которого прыгает Тигра. Кристофер Робин сбивает из ружья шарик, на котором Пух прилетел к пчёлам; но вот Крошку Ру из реки спас Винни-Пух, и план спасения Пятачка («мы поплывём в твоём зонтике!») придумал тоже Пух.
Милн создал мир абсолютного братства и совершенного равенства, такое общество, где нет командиров, такую Утопию, какую не получилось описать ни Кампанелле, ни Мору.
Утопия Милна тем убедительнее (и овладевает нашим сознанием тем легче), что у читателя возникает иллюзия, будто он давно с такой Утопией знаком; он ведь сам переживал такое же точно детство. У всех нас были игрушки, у многих был плюшевый медведь, и сказочный мир каждому из нас хорошо знаком. Это, конечно же, правда. Но это, конечно же, иллюзия.
Наше детство в известном смысле действительно всегда с нами, никогда не кончается. Детство, если оно было счастливым, длится всю нашу жизнь, просто существует параллельно с нашей взрослой жизнью. И такое параллельное существование идеала и реальности усваивается юной душой быстро. За дверью детской комнаты иной мир, не всегда приятный и безусловно лишённый равенства: в реальном мире маленький человечек не имеет прав. Мы – и родители, и дети – молча соглашаемся с тем, что сказка – это сказка, а жизнь – это жизнь. Можно именовать вечно живое счастливое детство страной Утопией, которая дана каждому из нас изначально, и у каждого из нас Утопия спрятана в надёжном тайнике души. Но не слишком ли глубоко эта Утопия спрятана? В детстве ведь нас учили только хорошему: трудно представить родителей, которые учат ребёнка быть расчётливым негодяем, паразитом и стяжателем. Нас учили заботиться о других, приходить на выручку, радоваться честности и делать только добро. Это уже потом, во взрослые годы, люди узнают, что в несправедливом мире есть компромиссы, что если «с волками жить», то надо «по-волчьи выть», что существуют мода и выгода, полезные связи и коммерческий расчёт. Мера вещей, свойственная детской прямоте, шкала справедливости, заданная страной детской Утопией, – они всегда при нас, и порой именно детской утопической шкалой мы измеряем бесчестность происходящего вокруг. Но часто ли мы разрешаем себе воспользоваться этой мерой вещей? Часто ли мы столь бесхитростны, чтобы отменить другую, не-утопическую мораль?
А вот Пух и его друзья поступают именно так. С наивностью Дон Кихота, убеждённого, что рыцарская легенда длится вечно, Пух и его друзья построили мир равенства, в котором детская справедливость длится вечно.
Стоакровый лес, в котором живут Пух и его друзья, – это страна Утопия, страна абсолютного равенства, счастья и справедливости. В Зачарованном лесу нет зла. Вообще никакого зла нет. В отличие от других сказок, где действуют злобный Мышиный король, Баба-яга или тролль, в романе о Пухе нет злонамеренного существа. Ни хищных коварных ласок («Ветер в ивах»), ни Карабаса Барабаса и Дуремара, ни Волан-деМорта – просто ни единого злодея. Даже в Городе Солнца Кампанеллы, даже на острове Утопия Мора преступники предусматриваются. А в Стоакровом лесу зла нет. Есть выдуманные Бука и Бяка, но мы быстро понимаем, что такого рода фантазия может родиться только от полного покоя и от незнания реального зла; есть выдуманный Слонопотам, но мы даже не знаем, хороший этот выдуманный Слонопотам или плохой, «любит он поросят или нет?». Слонопотам – просто олицетворение внешнего мира, расположенного далеко, вне страны Утопии. Бука и Бяка – дань непременным детским страхам: так детишки боятся темноты и страшилок, но, слава богу, в детстве мы даже не можем представить себе, что такое понастоящему страшные вещи. Ведьмы, колдуны, драконы и тролли из других сказок – абсолютно реальны, они воплощают реальное земное зло, но Бука, Бяка и Слонопотам – просто детская фантазия, нуждающаяся в страшилке на ночь.