Русские боги
Христианство сумело выжечь из памяти русских языческих богов, но не смогло запретить создавать новых. Что говорят нам все эти перуны с велесами?
Когда читаешь уральские сказы Павла Бажова ребёнком, видишь в них только волшебные истории про сказочных существ – Медной горы Хозяйку, бабку Синюшку, козлика Серебряное копытце… И лишь когда становишься взрослым, замечаешь за всем этим неожиданный пласт реальности: советский писатель не акцентирует эти моменты, но Хозяйка и другие фантастические твари явно не симпатизируют христианству. Например, когда барин Турчанинов увозит добытые в шахте малахитовые столбы в Санкт-Петербург, чтобы поставить их в церкви, Хозяйка гневается и опустошает один из крупнейших рудников Урала – Гумёшки, забирая оттуда весь поделочный камень. При этом и сама Малахитница, и её товарищи откровенно смеются над крестами и иконками, которыми злые и корыстные приказчики пытаются оборониться от их власти.
Тут-то и понимаешь, что Медной горы Хозяйка и другие «тайны силы» – родные братья тех индейских духов, которые у Дэвида Линча заманили агента Купера в свой Белый вигвам. Боги – исконные обитатели мест, откуда их в Новое время вытеснили христианские народы: за океаном – голландцы, англичане и французы, в России – русские. Они вынуждены прятаться в лесах и горах, но уйти со своей земли им некуда – и они по-прежнему вмешиваются в жизнь людей в одних им понятных целях. Но откуда взялись эти боги – пришли из мифов аборигенов? Или, может быть, они связаны с тем языческим пантеоном, который был у наших предков до того, как семена, посеянные князем Владимиром, выросли в пышный лес, совершенно задавивший цветшие некогда джунгли язычества?
Что мы вообще знаем об этом пантеоне? Не раз доводилось читать в интернете сожаления тех, кто скорбит по «исконно русской» культуре: грекам и римлянам удалось сохранить память о своих богах, записать чудесные мифы о них, а русские и тут оказались иванами, не помнящими родства. Где же наши, исконно русские мифы о Перуне и Велесе, Дажьбоге и Мокоши? Называющие себя «родноверами» неоязычники стругают из дерева идолов этих богов и пытаются совершать обряды, но называющие их «долбославами» ехидные скептики вполне оправданно смеются над очевидным уязвимым местом их религии. Диссидентствующие против папства юноши эпохи Возрождения могли поклоняться Юпитеру и Венере, о которых знали благодаря Вергилию и Гомеру практически все, но что мы, русские, можем знать о своих богах? Всё, чему поклоняются «родноверы», – наскоро придуманный новодел. Языческие боги канули в Лету из-за ранней и суровой христианизации: наши предки не успели овладеть грамотой, чтобы записать все весёлые и страшные похождения своих богов, а тут уже пришли миссионеры и сгноили язычников в их лесах.
Стыдно сказать, но главный источник, откуда можно узнать о русских богах, – написанные теми же христианами летописи, где все рассказы предельно тенденциозны. Там сами волхвы-язычники, разговорившись с православными, охотно признают: боги наши живут в безднах, суть же образом черны, и крылаты, и хвосты имуще… Одним словом, язычники сами себя обличают, признаваясь, что боги их не что иное, как бесы. Верить всему этому нельзя – всё, что действительно можно было увидеть и услышать у язычников, преломлялось в кривом зеркале нетерпимости.
Северный детектив
Были они, конечно, без хвостов и крыльев – подтвердить это смог бы всякий, кто видел стоявшего на дворе у князя Владимира деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами. Что греха таить, взаимная неприязнь между носителями исконной и новой веры была сильна. Язычники, например, делали деревянные кресты и привязывали их к спинам пойманных воронов, чтобы позлить соседей-христиан. Последние налегали более на силу оружия. Страшно представить, насколько быстро удалось сделать язычников изгоями в Южной Руси. Вещий Олег, торопившийся из Новгорода с дружиной таких же язычников захватить Киев, отнёсся к предсказанию волхва с величайшим уважением, ведь он и сам поклонялся двоюродному брату Перуна Одину, но уже двести лет спустя в городах такая доверчивость считалась не комильфо.
Правда, во второй половине XI века на киевском престоле ненадолго оказался мало того что язычник, так ещё и чародей – полоцкий князь Всеслав, который был рождён матерью «от волхвования» и умел превращаться хоть в серого волка, хоть в сокола. И всё-таки язычники чувствовали себя чужими на празднике жизни: в Киеве строились церкви и отмечались христианские праздники, а жрецы «поганых» привлекали к себе внимание разве что в годину великих бедствий.
Например, в лето 1070-е от Рождества Христова к стенам утомлённой междоусобной борьбой «матери городов русских» притащился волхв, рассказывавший доверчивым, что ему явились пять богов и предсказали бедствия для отвернувшейся от веры предков Руси – будто бы на пятое лето потечёт Днепр вспять, а земли поменяются местами – там, где была русская земля, станет греческая, и наоборот. Пропал он так же неожиданно, как появился. Те христиане, чьи умы ему не удалось смутить, смеялись: бес его утащил, видно. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – предсказатель, скорее всего, притащился с далекого Севера, где таких было ещё много.
Время от времени они давали о себе знать. В том же году там, в Белоозере, явились два других волхва. Из-за неурожая в полуночных странах царил голод; кудесники уверяли, что голод навлекли богатые женщины, которые прячут от народа еду. Спускаясь вниз по Волге, чудотворцы входили в города, хватали знатных жительниц и, взрезая им кожу за плечами, и впрямь доставали из кровоточащих ран то хлеб, то мёд, то рыбину. Поражённые их фокусами люди дошли до того, что сами приводили к ним сестёр, матерей и жён. Изобличая женщин в укрывательстве еды, волхвы симпатичных забирали себе, а остальных убивали. Вокруг них собралось собственное войско – человек триста недовольных.
Здесь в нашей истории появляется положительный герой: случилось быть в той стороне прошедшему не одну сечу киевскому воеводе Яну Вышатичу. Он был тут по особым поручениям – его пригласил собрать для него дань белозерский князь Святослав. Для повидавшего виды Вышатича путешествие по стране стеклянных деревьев и снежных бурь оказалось не из приятных. В Киеве он привык к культуре, насмотрелся на варяжских воинов и персидских купцов, его ухо было привычно к умным речам византийских проповедников и перезвону колоколов. А тут места были совершенно дикие. В Ростове ещё недавно стоял громадный идол одного из двух главных богов русских язычников – Велеса (другое его имя – Волос), и зажиточные ростовские торговцы вереницей несли подношения этому покровителю богатства, изобилия и тучных стад, пока идола наконец не сокрушил преподобный Авраамий Ростовский. Что творилось в землях, находившихся в неделе пути на северо-запад от Ростова, и представить было трудно: на берегах Белого моря и идолов рогатого бога хватало, и поклонявшихся им.
Для столичного человека Вышатича волхвы были безумными «селюками», завистливыми неучами. В том, что они творили, угадывался вызов всему сложившемуся порядку: горожанок они резали не только за богатство и высокое происхождение, но и, конечно, за то, что они были христианками. Ян отправился на переговоры с бандой и потребовал выдать ему зачинщиков-волхвов. Дерзкие язычники говорить не пожелали. Один даже замахнулся на воеводу оружием, но Ян успел хватить нападавшего своим топориком. Хулиганы побежали в лес, преследуемые дружиной Вышатича. Им удалось уйти от погони, но разъярённый воевода знал, на какие рычаги нужно давить. Он вернулся в Белоозеро и пообещал горожанам: если не поймаете безобразников, то я год буду кружить по вашим землям, собирая дань. Те вострепетали. Отправили в лес воинов, те захватили двоих волхвов и привели к Вышатичу на расправу. Почти как у Стивенсона: «Вышли они из-под камня, щурясь на белый свет, – старый горбатый карлик и мальчик пятнадцати лет». Керосина тогда ещё не изобрели, но «серийные убийцы» явственно почувствовали, чем пахнет их дело. Ян спросил их, зачем они убивали женщин.