Деточкин – это я
Александр Микулин – каскадёр и постановщик трюковых съёмок. За сорок лет карьеры – шестьдесят пять фильмов, и все без единого ЧП. Хотя не раз рисковал своей и чужой жизнью ради эффектного кадра. Научился управлять рисками? Но как?
Каскадёров правильнее сравнивать не со спортсменами, а с клоунами. Клоуну выполнять свою задачу тяжелее, чем другим цирковым артистам. Он так же ходит по проволоке, так же летает под куполом – и при этом должен ещё и дурака валять, а это во сто крат опаснее. Поэтому мастерство клоуна должно быть наивысшего пилотажа. Как и у каскадёра. Поставили задачу – обязан сделать не просто эффектный трюк, но и за актёра сыграть. По крайней мере, никто не должен заметить, что в кадре другой человек. Как ты это сделаешь? Решаешь сам. Нет никаких правил. Но. Вокруг люди, камеры, всё надо учитывать. Поэтому каждый дубль – серьёзнейший расчёт, как высшая математика.
Вот работал я на съёмках второго варианта фильма «Директор», фильм практически полностью был завязан на трюках, гонках – ведь рассказывал о создании первого советского автомобиля. В первом варианте для трюков набрали призёров Союза по кольцевым гонкам, спортсменов, которые никакого отношения к кино не имели и хотели лишь друг перед другом повыпендриваться. И погиб исполнитель главной роли Евгений Урбанский. И трюк-то был простейший: машина прыгает с бархана на ровное место – и поехала дальше. Снимали под Самаркандом, в пустыне. Достаточно было положить два мешка песка в багажник, чтобы задняя часть машины перевешивала, и машина бы правильно приземлилась. А машина перевернулась через капот. Я потом смотрел эти кадры: машина едет на общем плане, пыль от неё – и ничего не видно, то ли Урбанский в кабине, то ли ещё кто. Можно подобрать дублёра. Тогда в машине с Евгением был водитель-спортсмен, чемпион Союза. Он жив остался – сразу сгруппировался, залез под руль. А Урбанский, наоборот, весь выпрямился и получил смертельную травму головы. Замечательный был человек и артист – и так бессмысленно погиб. Ну не должен актёр участвовать в трюковых съёмках! Во втором варианте на главную роль утвердили Николая Губенко. Ставить трюковые съёмки назначили меня. Я работал с целой командой – каскадёрами, механиком, конструктором. Сняли без происшествий. Для меня это высшая оценка работы.
Камикадзе
– Бомбардировщики Туполева, легендарные МиГи и Ил-2, Ту-104 – все эти самолёты летали на моторах, созданных моим отцом. И на самолёте Ант-25, на котором Чкалов пролетел без посадки из Москвы в Америку через Северный полюс, тоже стоял мотор Микулина. Конечно, отец хотел, чтобы я пошёл по его стопам. Я ещё пацаном начал работать на заводе слесарем-сборщиком. Узнал технику изнутри. Потом поступил в автомобильно-дорожный институт, но так и не закончил – увлекло кино. Материнские гены пересилили, мама была режиссёром, много лет преподавала во ВГИКе, Валерий Усков и Владимир Краснопольский – её ученики. В юности часто бегал на «Мосфильм», снимался в массовке – в «Войне и мире», например. Тогда я, конечно, и предположить не мог, что кино станет делом моей жизни. Мне нравилась атмосфера, а «болел» я другим – спортом. Занимался авто- и мотогонками, был чемпионом Москвы по велосипеду на треке. Для тренировок очень хорошо подходили холмистые окрестности Николиной Горы, где у отца была дача. Дачу эту, кстати, отец получил забавным образом. После какого-то заседания Политбюро Сталин, проходя мимо отца, спросил: «Ну что, Микулин, на дачу поедешь?» «У меня нет дачи, товарищ Сталин», – ответил он. На следующее же утро к нам в дом пришли люди в погонах и велели отцу следовать за ними. Это сразу после окончания войны, так что понимаете, что это было за время. Отец даже хотел какие-то вещи взять, но офицеры сказали – ничего не брать. И привезли отца не в застенок, а в дачный посёлок. Велели показать на карте-плане Николиной Горы, какую дачу он хотел бы получить. И отец наугад ткнул пальцем в развёрнутый перед ним план. Перед этим похожая история вышла с телефоном. Срочно нужен был отец, а найти его не могли. Сталин разозлился: «Так позвоните ему!» Ему ответили, что у Микулина нет телефона. И ровно на следующий день пришли люди с малиновыми околышками на фуражках и поставили в кабинете отца телефон – прямой со Сталиным. Я потом спрашивал отца: «Ты звонил ему?» – «Только два раза»… Мой отец был человеком, начисто лишённым личных амбиций и стремления к каким-то материальным благам. Он служил стране – вот что было главным. И Сталин это ценил. И, возможно, ещё то ценил, что отец никогда ни с кем не обсуждал свою работу, правительство и людей, с которыми общался. Просто делал своё дело. Думаю, поэтому репрессии его и не коснулись, чуть ли не единственного среди генеральных конструкторов. Даже Берия под него копал. Рассказывали, что Лаврентий Палыч как-то пришёл к Сталину и сказал: «Микулина видели на Киевском шоссе. Он был с девушкой. Они свернули в лес. И вообще он «гуляет». Что будем делать с ним?» Уж не знаю, в чём тут был криминал, может, отец с кем-то прогуливался в рабочее время? Ну а Сталин, посасывая трубку, ответил Берии в своём излюбленном стиле: «Завидовать!» И все наезды на отца на этом закончились.