Башня из чёрного дерева
«Мой второй ребёнок», – говорил писатель Сомерсет Моэм про виллу на юге Франции. Он самолично придумывал, как из старой постройки, которую он купил, выкурить дух прежнего владельца, как всё подстроить под свои вкусы. И дом с порога выдавал самое сокровенное – состояние души Моэма. А всё за счёт чего?
Теперь эта вилла принадлежит миллиардеру. Дмитрий Фирташ купил этот особняк на Лазурном побережье Франции. Дмитрий Фирташ родился в Советском Союзе, а все советские люди знали этот фильм – «Театр». С Паулсом за роялем и Артмане в главной роли. «Не делай паузу без нужды, а уж если взяла её – тяни сколько сможешь!» И автора романа, который лёг в основу фильма, тоже все знали. Об остальном – не знали почти ничего. Например, что Моэм жил на вилле.
В восемь утра он тут завтракал: чай со сливками, овсянка, джем. Очень по-английски. Непременная газета, очки. Потом, отзавтракав, надиктовывал меню на обед своей поварихе-итальянке, причём диктовал по-французски. Как пишет автор книги о Моэме Александр Ливергант: «Аннетт была искусницей, особенно же ей удавалось мороженое с авокадо». Даже не могу себе представить, что это. Впрочем, я много чего себе представить не могу.
Например, что такое родиться на территории британского посольства в Париже. А вот Моэм родился именно там.
Такое странное место для родов в январе 1874 года было выбрано не случайно. Это была попытка оградить Уильяма Сомерсета (двойное имя при рождении) в дальнейшем от некоторых французских законов. Иностранное посольство – чужая земля. Чужая земля – чужие правила. Итог: призыв на фронт в случае войны Моэму не грозил.
Впрочем, от заикания мальчика это не уберегло. Когда в восемь лет он потерял мать (она умерла от чахотки), а потом через два года умер от рака и отец, маленького сироту отправили в Англию, к родственникам. Тогда мальчик не знал, и всё это вместе – смерть родителей, переезд, новая страна, которая при рождении дала ему право не идти на войну, безъязыкость, обязательный школьный спорт – привело к тому, что мальчик стал заикой. Речевой недостаток счастья ему не прибавил. Он вообще не очень любил вспоминать своё детство. Да и на настоящее иногда грешил.
«Моя вилла – место красивое, здесь прекрасно живётся, но плохо пишется, – однажды сказал он. – Она – за пределами потока жизни, она – вне людей и событий. Ведь даже самое богатое и развитое воображение требует постоянной стимуляции. Требует зрелищ и звуков».
Но, скорей всего, это было именно театральное ворчание. «Если уж стал ворчать – ворчи сколько сможешь!» Виллу эту он приобрёл в 1928 году и практически не покидал её до самой смерти. Здесь гостили у него Уинстон Черчилль, Герберт Уэллс, даже бывали, нечасто, впрочем, и советские писатели. Шумно было.
Виллу звали «Мавританка», официально – вилла «Мореск». Была она выстроена в мавританском стиле, этот стиль был очень в моде в конце XIX века. В таких строениях не должно было быть никаких изображений животных и людей, но бог знает, может, архитектор в этом конкретном случае и допустил какие-то вольности: где-то притаилась лиса или вспорхнула птичка.
Когда-то эта вилла – на полпути между Монте-Карло и Ниццей – принадлежала личному духовнику бельгийского короля Леопольда Второго монсеньору Шарметону. Однажды для него уже строилась вилла. Король состарился, одряхлел, задумался о спасении души (а там было что спасать: он был очень любвеобилен), вот и воздвиг виллу для священника в непосредственной близости от собственного дворца. А вторую виллу – сверх первой – подарили епископу за хорошую, так сказать, службу (видно, прощал много: отпускал грехи легко, неплохая такая индульгенция). Вот эту вторую виллу Моэм потом и купил.
…Блямс-блямс, говорят фарфоровые чашки. Звяк-звяк, говорят ножи. В 12.45 выходит Моэм к гостям, и трапеза начинается. Сперва мясо, его хозяин режет сам, к мясу подаются салат, сыр и фрукты. (Мы только недавно узнали, что сыр лучше всего идёт с инжиром и мармеладом. Раньше всё больше ели с колбасой и помидором. Впрочем, какой мы там сыр до 2000-х особенно знали? Только «российский» и сулугуни. Никаких «валансе», никаких козьих сыров из долины Луары, никакого «пулиньи-сен-пьер».) Разносят кофе, наливают чай.
Потом разговоры, блаженное ничегонеделанье, потом дневной сон, потом прогулка по окрестностям. Ну и чтение: Моэм любил детективы. Потом гольф или теннис.
«Я думала, ты пошёл поиграть в гольф». – «Нет, пошли мальчики. Я решил, им будет приятней, если я отпущу их одних. – Он улыбнулся своей дружелюбной улыбкой. – Они для меня чересчур активны. В восемь утра они уже купались и, как только проглотили завтрак, унеслись в машине Роджера играть в гольф». – «Я рада, что они подружились». Джулия сказала это искренне. Она была немного разочарована, что не смогла погулять с Томом у реки, но ей очень хотелось, чтобы он понравился Роджеру, у неё было подозрение, что Роджер весьма разборчив в своих симпатиях и антипатиях. В конце концов, Том пробудет у них ещё целых две недели. «Не скрою от тебя, рядом с ними я чувствую себя настоящим стариком», – заметил Майкл. «Какая ерунда! Ты куда красивее, чем любой из них, и прекрасно это знаешь, мой любимый». Майкл выдвинул подбородок и втянул живот. Мальчики вернулись к самому ланчу».