Виталий Пушницкий
Художника, философа и писателя Виталия Пушницкого называют не иначе как одним из самых дорогих современных художников страны. А он как будто не замечает пышных определений в свой адрес, сосредоточившись на внутренних поисках в своей мастерской у Никольского собора. Результат — грандиозная персональная выставка «Орфей в Аиде» в Marina Gisich Projects, где кроме 90 живописных работ Пушницкий показал видеоарт и 9-метровую инсталляцию. Он экспериментирует не только с формой, но и с нарративом: в этом году художник опубликовал свое третье философское эссе «Пятница» с иллюстрациями — продолжение очень красивой серии трактатов об искусстве. Хороший старт для тех, кто мечтает о работах Пушницкого: стоит начать с коллекции его книг-альбомов.
Креативный директор «Собака.ru» Ксения Гощицкая и команда выпустили арт-дроп «Коллекционировать искусство» (специальное издание о современных художниках и тех, кто приобретает их работы в свои частные собрания), и выяснилось, что число коллекционеров, которые мечтают о холстах Пушницкого, растет в геометрической прогрессии. О чем мечтает сам Виталий, решила уточнить Ксения.
«Плиний сетовал, что роскошь частных домов оскорбляет храмы»
Вы работаете с самыми разными медиа — видеоартом, инсталляциями, стрит-артом. А ведь художник от античности до XX века часто оставался в рамках не просто одного медиа, но и даже одной техники. Мастер живописной светотени оттачивал ее до совершенства, чтобы блик на лимоне был самым идеальным бликом, превосходящим реальность. Что вами движет выходить за рамки холста? Невероятно увеличившаяся палитра средств?
Палитра не увеличилась, наоборот, ее потеряли. Раньше я был более разнообразен, сейчас намеренно стараюсь остановиться. Понимаете, сравнивать нас с художниками прошлого — бессмысленно. Изменилось абсолютно все: контекст, ментальность, восприятие и задачи живописи. Когда-то она играла роль передового медиа, которое было глазами общества. Сейчас живопись не является ни глазами, ни передовым медиа. Лимон никто не рисует, тем более никому не нужны блики на лимоне. Безусловно, есть какие-то сумасшедшие реставраторы, которые делают копии в Эрмитаже, но мы сейчас говорим о... Все равно, получается, я говорю о себе.
Давайте попытаемся представить, что мы закладываем в потенциал искусства? Не только ценность самого изображения, но и надбавленную смысловую стоимость. Какой-нибудь древний грек, для того чтобы написать лимон, должен был найти, а может, обменять на еду драгоценный пигмент, растолочь его в ступе, потом смешать с маслом на какой-то доске. Все это было невероятно затратно физически, бесконечной жертвой. Много ли искусства мы видели в наших деревнях? Очень мало. Потому что оно было роскошью. И, естественно, когда человек занимался искусством, то вкладывал что-то больше себя, что-то божественное, да? Почти религиозное, хотя изображаться могли и светские сюжеты. А какой контекст мы накладываем на визуальное сегодня? Смыслы. Без них жить можно, но тогда нужно забыть о себе, о том, что время закончится, и существовать спокойно, как бы в беспамятстве. Но как только ты вспоминаешь о смыслах, нужен нехилый фундамент, чтобы устоять, иначе крыша поедет. Потому и существуют либо безумные художники, либо очень умные художники.
Вы себя к каким относите?
Думаю, я человек, который медленно стремится к безумию. К уму мне уже явно не прийти, а к безумию есть еще надежда. Сейчас у художников столько возможностей, а они не могут ими воспользоваться. А главное — утратили смыслы!
Потому что распылились?
Плиний говорил: «В старые добрые времена живопись была искусством», — а потом в Риме она выродилась в зрелище. Император Нерон захотел свой портрет величиной со стадион, при Октавиане Августе заказчики мечтали запечатлеть себя в мраморе и на меньшее были не согласны. И полемика была такая: хочу лучше, чем у соседа! И чем это все кончилось? Если императоры были расточительны, то вельможи оказались еще хуже. Плиний сетовал, что роскошь частных домов оскорбляет храмы. Как видите, этот процесс утраты искусства постоянен и замечен уже довольно давно.
Важно, что мы назначаем искусством, чего требуем от него. Развлекаться? Ублажать какие-то свои эстетические потребности? Или что-то большее? Диапазон сегодня настолько увеличился, критерии растянулись, что мы уже не можем договориться общественно, у каждого из нас будет свой запрос. Вспомните, как Вальтер Гропиус (теоретик модернизма, один из основателей и директор Bauhaus, художник-педагог. — Прим. ред.) описывал искусство. Он говорил, что это вовсе не свобода делать то, что хочется. Искусство — это строгое определение границ и свободное в них передвижение. Чем уже границы, тем выше становится искусство. Ограничения идут на пользу: ты можешь сконцентрироваться. Когда у тебя много инструментов, ты не можешь их освоить.