Алла
За постами примадонны инстаграма (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена) вице-президента компании Mercury и fashion-директора ЦУМа и ДЛТ Аллы Вербер следят триста тысяч подписчиков, а ее теги #япокупаюздесьвсе и #найдитеденьги мы без конца цитируем к месту и не к месту. Мы на день вернулись с Аллой Константиновной, коренной ленинградкой, в город, знакомый до слез, но провели его без мандельштамовского надрыва, а с верберовским позитивом. #гэссверайэм?
Ленинградское время
Что в сегодняшнем Петербурге осталось от Ленинграда вашего детства? Что и сейчас моментально погружает вас в теплые воспоминания? А что, напротив, не уцелело?
Спустя сорок два года после того, как я уехала из Ленинграда сначала в эмиграцию, а потом в Москву, каждый раз, когда я подъезжаю к Исаакиевскому собору, у меня перехватывает дыхание. Я обязательно делаю фотографию на Исаакиевской площади и размещаю ее в инстаграме (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена) — это стало моей традицией. Кажется, фотографирование — это у нас семейное. Мама очень любила собирать всю семью и везти в фотоателье на углу Невского и Садовой — минимум четыре раза в год. Это была целая история: нас с сестрой причесывали, одевали, выбирали ботиночки, сумочки, браслетики, брошечки, бусики, шляпки. И мы шли отмечать новый снимок в кафе «Север» с безе, пирожными «картошка» и эклерами или в кафе-мороженое на Невском, 24, которое все называли «Лягушатником» из-за зеленого цвета стен и бархатных диванов — вот оно, к сожалению, не сохранилось. Кто-то должен был его спасти! Если бы я была в стране, когда помещение выставили на продажу, то я бы его обязательно выкупила. Конечно же, невозможно забыть новогоднюю елку и сияющие витрины в ДЛТ! Там была самая большая елка — под потолок, помню ее искрящуюся пику и игрушки. Там же проходили детские маскарады: я нарядилась зайкой, и за мной гнался волк! Я была уверена, что он меня поймает и съест. Кроме того, естественно, пышечная — мы чаще ходили не в уцелевшую до наших дней на Большой Конюшенной, а на Театральной площади. Жили мы по соседству, в доме на улице Глинки, напротив Мариинского театра. Это был мой район! В большом дворе мы гуляли допоздна, напротив дома была прекрасная школа, а по другую сторону от Консерватории — музыкальная школа имени Глинки. Знаете, мое детство было самым лучшим на свете, и у меня не было никаких проблем, кроме ужасной учительницы музыки.
Интересно, хотя бы у одного человека в этом мире была нормальная учительница музыки?
Мне повезло меньше всех, потому что у меня якобы обнаружили абсолютный слух. Поэтому мне нужно было заниматься не на фортепиано, как моей старшей сестре, а на скрипке: тяжеленная скрипка в футляре и папка с нотами три раза в неделю. Я всегда повторяю: если у родителей есть амбиции сделать ребенка музыкантом, то он должен каждый день недели заниматься и хотеть заниматься именно музыкой, а не музыкой и еще двадцатью другими предметами. Мама и бабушка часами сидели в школе, ожидая нас с сестрой. И сестра все-таки окончила не только музыкальную школу, но и училище. Из меня скрипачки не получилось, я заработала только сколиоз.
С какими еще местами в Петербурге связаны ваши детские воспоминания?
Лето мы проводили на даче в Ольгине, где нам принадлежал огромный участок земли с шикарным домом, который и сегодня там стоит. Мы целыми сутками катались на велосипедах, ездили за арбузами и за мороженым на вокзал. Это был мой мир лет до тринадцати, пока я не поняла, что есть еще и Невский проспект! Я брала за рубль такси и ехала на Невский, где собирались все мои друзья. Им было уже по семнадцать-восемнадцать лет, и никто почему-то не догадывался, что я лет на пять всех младше. Мы находили друг друга безо всяких мобильных телефонов, гуляли, ходили на обеды в гостиницу «Европейская» — карманных денег нам на все это хватало. Множество эмоций связано и с гостиницей «Астория»: мы часто ходили обедать и ужинать всей семьей в тамошний ресторан, два пятьдесят стоил обед и пять рублей — ужин. А с 1972 года мы праздновали там каждый Новый год! Но самое важное событие случилось в «Астории» в мае 1974-го: с грохотом мы отметили пятидесятилетний юбилей отца и мое шестнадцатилетие. Когда родители решили совместить эти даты, я устроила страшный скандал! Кричала, что они испортили всю мою жизнь: естественно, я хотела гулять со своими друзьями (кстати, отношения с ними я пронесла через всю свою жизнь), а не сидеть с папиными товарищами — хирургами, гинекологами, зубными врачами. Представляете, мне до сих пор стыдно за свое тогдашнее поведение.
То есть вы закатывали родителям концерты в подростковом возрасте?
Я устраивала их бедным родителям не только в этом возрасте. И знаете, что самое ужасное — подростковый возраст у меня так и не закончился. Страшная черта характера! Слово «нет» было для меня как красная тряпка для быка. Видно, я родилась такой. Моя родная сестра, старшая, совсем другая: женственная, красавица, лучшая ученица в классе, она была создана для семьи. У родителей не было сына, у бабушек — внука, и поэтому меня решили воспитать сильной. Да и родилась я строптивой и неуправляемой. Папа говорил, что, если меня ночью выбросят из самолета посреди нигде и скажут в три часа дня оказаться в Ленинграде у Исаакиевского собора, я буду там стоять в нужное время. Во мне действительно заложена такая сила. Так вот, возвращаясь к празднованию: это был невозможно прекрасный день рождения! Мы так гуляли! До самого утра вперемешку пили и танцевали старые и молодые, я на сцене в роскошном желтом платье и в желтых с черным лакированных туфлях на платформе. Кстати, это платье уехало со мной в эмиграцию, и его до сих пор помнят в Нью-Йорке, Чикаго, Бостоне, Торонто. Тогда, в 1970-х, этот цвет в Ленинграде был очень модным, в точности как сейчас — я всем говорю в этом сезоне: «Покупайте желтое!»
То есть миф о серости Петербурга придуман?
Конечно! Это всегда был самый модный город и вовсе не одноцветный! Летом все ходили в белоснежных туфлях, босоножках, гольфах. Любили красный и голубой — я прекрасно помню свой кримпленовый костюм нежно-голубого цвета. Кроме лакированных туфелек у меня вообще не было вещей черного цвета, лишь годам к семнадцати появилось платье, которое я носила с белым кружевным воротником и брошечкой, подаренной дедушкой и бабушкой, — она до сих пор у меня хранится. Я очень любила красиво одеваться, мне с самого детства это было очень важно. У меня был свой вкус и свои привычки. Были отдельные луки для выходов с папой, чтобы он не злился, — такой преппи-лук: хорошие туфельки, колготочки, квадратный пиджачок и юбочка. Бывали, конечно, моменты, когда по случаю нужно было нарядиться в тяжеленную норковую шубу, а я кричала: «Не буду, хочу надеть дубленку!» Я всегда придумывала что-то оригинальное, всех подруг одевала. Еще с самого раннего детства, как мама говорит, я любила всех причесывать. Воровала у мамы косметику — она, конечно, убивалась по этому поводу, потому что все это доставалось очень непросто. Я до сих пор помню запах ее пудры Coty с пуховочкой. Папа как-то купил духи Climat от Lancome сразу всем женщинам в семье — маме, мне, сестре, бабушке. Он считал, что женщина должна иметь один запах, а не менять их постоянно, как сегодня принято. А маме на 8 Марта мы всегда дарили духи «Красная Москва».