Ради чего человек готов пойти на кражу, даже если на него смотрит Бог?

СНОБКультура

Ананас

Текст: Марина Степнова. Иллюстрации: Настя Икусова

Телятина с красной капустой, мясо по-строгановски и судак метрополь!

Три лохани — одна поганая, для помоев, две с горячей и холодной водой. Слева — корыто для грязной посуды, выстланное тряпками. Справа — на двух табуретах — громадная корзина. Для сушки. Сковороды, котлы, сотейники, кастрюли, все сплошь медные, сваливали в угол, в бочку — отмокать. Это уже, слава богу, на утро. Для приборов — отдельное ведро. Накопить побольше, ссыпать, присолить кирпичной крошкой. Посуду лучше золой.

Пробежал, беззвучно топоча, поваренок. Потом хлопнула дверь — и она тоже не услышала, а почувствовала только, спиной, как вошел холодный, с улицы, воздух и тут же, ошалев от чумного чада и жара, метнулся обратно. Оглянулась — вместе с воздухом вошел и Жюстиныч, в руках картонка, ровно как шляпная, прижимает к себе, нос красный, брови белые, индевелые, ворот на полушубке тоже белый, курчавый — надышал. Морозы в Воронеже на тот год стояли страшные — будто не Масленая, а Крещенье. А все равно трактиры, рестораны, буфеты — все было битком. Насмерть замерзших к утру, говорят, возами свозили. Врали, поди, а все равно грех. Страшно!

Ой, да что ж это я!

Левая рука взяла, лохань, лохань, лохань, правая положила. На все про все — пятнадцать секунд. Каждые тридцать минут — распрямить спину, сменить воду — это две минуты. Каждые два часа — к колодцу, набрать и принести еще четыре ведра, два — на огонь, два — к стене. К обеду и к ужину сервировали по-русски, полным кувертом — тарелки закусочные, да для первого, к первому — тарелка для пирожков, потом горячее. Сладкое к обеду обычно не заказывали, кондитер, молчаливый, похрустывающий суставами немец, приходил к четырем, раскладывал на отдельном столе крошечные весы, пинцетики, мерные ложечки, мешочки с шафраном и корицей, ванильные стручки, химичил — чистый аптекарь, так что к вечеру прибавлялось еще десертных тарелок да приборов. За день в сезон с десяти до десяти обслуживали до сотни гостей, на каждого в среднем пять смен тарелок, пять смен приборов.

Задача со всеми известными. Она такие девчонкой как тыквенные семечки щелкала. Тятя очень тыквенные семечки уважал. В печке всегда подсушит, в кисет полотняный ссыпет — и с собой, в пути шелушить. Она тогда расстояние этими семечками любила вымерять. До генеральши Потаповой — три лота. До Филипповых — два золотника. А до дальних дач целый фунтовый кисет мог уйти. И это только в один конец. Они с тятей их так и говорили — дорога на два фунтика.

Что теперь вспоминать?

— Уха по-царски, три севрюжки шабли, один шашлык по-карски! Уйди из-под ног, шалава! Зашибу!

Она косилась на сердитый раззявленный рот. Торопливо сторонилась.

Вообще-то была не шалава, а Кулема.

Кухонный мужик.

Большая ответственность. Честь даже. Считалось, что баба в принципе на такую работу не способна. А Кулема, единственная в Воронеже, с четырнадцати годиков справлялась. Десять без малого лет.

Начинала каждый день в шесть утра.

Нарубить дров. Растопить печи. Наносить воды.

К восьми, когда приходили, переругиваясь, официанты, сонные, всклокоченные, у Кулемы уже и подметено было, и кастрюляки все перемыты. За ночь-то отмокли, тут и работы никакой. То ли дело — печь. Вот с ней было возни!

Печь Кулема любила. Громадная, что твой дом, с плитой и духовкой, она казалась Кулеме существом из другого мира. Огонь накалял конфорки — ровненько, докрасна, он же давал тепло духовке, бок которой согревал бак для воды. Все было придумано и сделано изящно, умно, все помогало рукам, высвобождало время. Говорили, что владелец ресторана, купец Дерюгин, выписал ее аж из Англии, за немыслимые, по слухам, деньги. Но Кулема деньгами не мерила, не умела. Ей нравилось, что печь была не только умная, но и красивая — по тяжелому железу вились, держась за лепестки, причудливые лилии, и каждое утро Кулема выметала золу, смешивала графит с каплей скипидара и сперва натирала этот гладкий литой сад мякенькой, точно из детского волоса, вихоткой, а потом полировала сверху большой жесткой щеткой. Стальные части начищались наждачкой, и для блеска — парафином. И надо было еще отличить железо от стали, понимать, что к чему.

Кулема понимала.

За печью, на тряпках, она и спала. В головах — сундучок. В сундучке — смена белья, платок нарядный (еще тятя дарил), стопка книжек да юбка суконная. Только дно и прикрыть. Так и жила. Ночью прикладывала то одну, то другую ладонь к печному боку, пила слабеющее тепло. Улыбалась. И начинала бормотать — тринадцать плюс три равно шестнадцать, и пятнадцать плюс один равно шестнадцать, двадцать три плюс семнадцать равно сорок, и тридцать семь плюс три равно сорок, девяносто семь плюс три равно сто, и восемьдесят три плюс семнадцать равно сто. Это была чудесная игра, четные числа никогда не подводили Кулему, но всегда она засыпала, не пройдя и полпути до края числового ряда.

Да и был ли этот край? Кулема верила, что да.

И там, в самом конце, ждал ее сияющий многогранный, медленно внутри себя самого вращающийся Бог.

Печь была второй любовью Кулемы, кроме чисел.

Третьей любовью был свет. Везде Кулема находила свет. И везде свет находил ее.

Окно на полуподвальной кухне имелось всего одно — под потолком, только чужие щиколки считать. С осени до весны с утра до ночи готовили при полуслепой керосинке, которую Жюстиныч брезгливо называл «бздюха». Свету от нее натекало еле-еле — только чтоб палец на шинковке не отхватить. Повара почитай на ощупь готовили. Но Кулема знала, что в два пополудни солнце перевалит громадный желтый дом напротив, обмакнет лицо в маленький, перетянутый чугунной оградой сад, превратит в огненные зеркала оконные стекла и, проделав все эти сложные эволюции, положит ей на правую щеку длинную теплую ладонь. На серой стене над лоханями появится неровный прямоугольный лоскут света — дрожащий, слабый, ясный. Всего на несколько секунд. Только для нее одной. Но зато всегда. В любую погоду. В метель даже. В самый сильный дождь.

Явленное чудо.

Кулема внеурочно распрямлялась, утирала мокрой рукой мокрый лоб. Улыбалась свету, бормотала благодарственно. Экая дура. В стенку выпялилась и щерится. Это Иван Митрофанович. Метрдотель. Крупный, холеный, плечи, чрево — все тяжелое, барское. Брови — чисто ласточка крылья развернула. Красавец. За то и держали. Характером только был сущее говно. Вечно всех шпынял, особенно Кулему. А она и его любила. И официантов — всех по очереди, даже которые безымянные, на сезон. И самого буфетчика даже, но только летом, в солнечные дни, когда он перетирал льняным полотенцем бокалы, стаканчики, графины, и этот граненый радостный мирок пускал вокруг себя маленькую беглую радугу.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Современные ценности Современные ценности

Что сейчас модно, актуально и сколько все это стоит?

СНОБ
В чем польза ходьбы и как ходить правильно В чем польза ходьбы и как ходить правильно

Для того чтобы заниматься ходьбой, не нужна специальная одежда или оборудование

РБК
Нашлись звезды Нашлись звезды

Может ли самой свободной поп-группой наших дней быть и самая безобидно приятная?

СНОБ
Если не будут подтверждать, отключим связь: как ужесточатся условия покупки сим-карт Если не будут подтверждать, отключим связь: как ужесточатся условия покупки сим-карт

Как в России поменяются правила покупки сим-карт и услуги мобильной связи

Forbes
Крёстная мать перестройки Крёстная мать перестройки

Маргарет Тэтчер лучше всех почувствовала возможность перелома в Советском Союзе

Дилетант
Лас-Вегас — Петушки Лас-Вегас — Петушки

Как снять фильм, в котором «пить» рифмуется с «играть»

Weekend
Пробковый спор Пробковый спор

Алгоритмы лезут в бутылку: изобретают новые купажи, разрабатывают рецептуры

СНОБ
Александр Лазарев: «Мастер и Маргарита» — это очень личное. Рукописи не горят...» Александр Лазарев: «Мастер и Маргарита» — это очень личное. Рукописи не горят...»

«В Театре Маяковского я родился, воспитывался, начал выходить на сцену»

Караван историй
Отставка Отставка

От заседания Президиума ЦК 13 и 14 октября 1964 г. осталась протокольная запись

Дилетант
Ничего личного: как строительная корпорация США создавала советскую индустрию Ничего личного: как строительная корпорация США создавала советскую индустрию

Как американская компания Bechtel Corporation помогала строить СССР

Forbes
«Ложись!»: что делать, если вздулась банка с солеными огурцами «Ложись!»: что делать, если вздулась банка с солеными огурцами

Как устранить проблему вздутой крышки, пока банка еще не взорвалась

ТехИнсайдер
Эта контрастная планета Эта контрастная планета

«Аэлита» Якова Протазанова — первый большой фильм о космическом полете

Наука
Как этично дать совет дочери: 6 вопросов, которые должна задать мать Как этично дать совет дочери: 6 вопросов, которые должна задать мать

Почему лучше воздержаться от советов, если ребенок о них не просит

Psychologies
«Золушка — это я» «Золушка — это я»

Екатерина Вилкова о теме сказок, сказочных ролях и чудесах в жизни

OK!
Опухоли повысили риск развития сердечно-сосудистых заболеваний Опухоли повысили риск развития сердечно-сосудистых заболеваний

Частота развития сердечно-сосудистых заболеваний выше у пациентов с опухолями

N+1
Эффект Расемона: что это означает и как с ним бороться Эффект Расемона: что это означает и как с ним бороться

Эффект Расемона: разбираем происхождение термина и причины этого феномена

Psychologies
Как архитектор Олег Карлсон оказался спасителем артхаусного театра в Москве Как архитектор Олег Карлсон оказался спасителем артхаусного театра в Москве

«От барака до барокко»: как архитектор Олег Карлсон преобразовал театр

Forbes
Между первым и вторым Между первым и вторым

«Чужой: Ромул»: очень осторожный новый эпизод культовой франшизы

Weekend
30 лет альбому Nirvana — Unplugged in New York: история легендарной записи в цитатах очевидцев 30 лет альбому Nirvana — Unplugged in New York: история легендарной записи в цитатах очевидцев

Запись Nirvana для MTV Unplugged: как это было на самом деле?

СНОБ
Легенда морей Легенда морей

«Легенда» уже нашего времени, в реальности которой нет никаких сомнений

Y Magazine
Как военные корабли СССР ходили по Лох-Нессу: необычный эпизод Второй мировой Как военные корабли СССР ходили по Лох-Нессу: необычный эпизод Второй мировой

Как советские моряки неожиданно для себя оказались на озере Лох-Несс в 1944 году

ТехИнсайдер
Дорога жизни Дорога жизни

Сильное интервью с Александром Ильиным о роли в сериале “Трасса”

Men Today
Что сказать зависимому Что сказать зависимому

Как уговорить близкого с аддикцией обратиться к психотерапевту

Psychologies
О вкусах не спорят, или скованные одной цепью О вкусах не спорят, или скованные одной цепью

На любой органический ресурс обязательно найдётся свой потребитель

Наука и жизнь
Манипуляции и травмы: пять книг о груминге и насилии Манипуляции и травмы: пять книг о груминге и насилии

Что помогает насилию и грумингу совершаться? Расскажут эти книги

Forbes
И снова стать собой! И снова стать собой!

Как вернуть вкус к жизни: 12 рабочих приемов против апатии

Лиза
Образ собаки во сне: толкование сонников и психолога Образ собаки во сне: толкование сонников и психолога

Разбираемся, к чему снится собака с точки зрения сонников и психолога

Psychologies
Как заселяли Америку Как заселяли Америку

Когда именно и как шло расселение человека на американском континенте?

Наука и техника
Сиу-фактор: как Криштиану сделал своим командный жест «Реала» Сиу-фактор: как Криштиану сделал своим командный жест «Реала»

Как Криштиану Роналду искал свой фирменный стиль?

Forbes
Не фантазия, а реальность: как фиджитал становится инструментом бизнеса Не фантазия, а реальность: как фиджитал становится инструментом бизнеса

Фиджитал становится для компаний важным инструментом для продвижения

Forbes
Открыть в приложении