Русские путешествия - Часть 2
Пётр Семёнов-Тян-Шанский. Путешествие в Тянь-Шань в 1856–1857 годах (1907, изд. 1946)
Проезжая в своём детстве и юности сотни и даже тысячи вёрст по чернозёмной России, я никак не мог себе представить, что такое гора, так как видел горы только на картинках и готов был относиться к ним как к художественным вымыслам, а не как к действительности.
Отец русской географии Пётр Семёнов вырос в Рязанской губернии и впервые увидел горы лишь на третьем десятке, когда отправился в Берлин учиться геологии. В 1853–1855 годах, слушая университетский курс в Европе, Семёнов подружился не только с великими основателями современной географической науки — Александром фон Гумбольдтом (Барон Фридрих Вильгельм Генрих Александр фон Гумбольдт (1769–1859) — немецкий географ, путешественник. Младший брат филолога Вильгельма фон Гумбольдта. Считается основателем физической географии и климатологии, одним из открывателей геомагнетизма. Путешествовал по Европе, Южной Америке (его исследования материка стали основополагающими), России, Центральной Азии.) и Карлом Риттером (Карл Риттер (1779–1859) — немецкий географ. С 1825 года заведовал кафедрой географии в Берлинском университете. Много путешествовал по Европе, изучал географию Ирана. Введённая Риттером концепция «жизненного пространства» (Lebensraum) впоследствии была переосмыслена одним из основателей геополитики Фридрихом Ратцелем и послужила обоснованием экспансионизма колониальной и нацистской Германии.), — но и с великими европейскими горами, став заправским альпинистом. На один только Везувий он взошёл семнадцать раз. После окончания Крымской войны Российская империя, установившая протекторат над жузами (Жузами называют исторически сложившиеся родоплеменные объединения казахов. Основных жузов три: Старший, Средний и Младший.) Казахстана, возобновила свою экспансию в Среднюю Азию, и Семёнов оказался одним из активных участников этого процесса. Ставки были высоки: последним географом, который побывал на Тянь-Шане до 1856 года, был китайский путешественник седьмого века.
Хотя Семёнов руководствовался только научными мотивами, его путешествие имело важные политические последствия — не зря он был награждён, как великие полководцы «времён очаковских», топографической приставкой к фамилии. Путь к сиявшему розовым сумеречным блеском пику Хан-Тенгри был связан с постоянным нешуточным риском для жизни. Российский «министр ботаники» (так прозвали на берегах озера Иссык-Куль странного чиновника, интересовавшегося цветами и деревьями) оказался вовлечён в войну двух пограничных киргизских племён, предпринимал свои горные экскурсии во главе целого войска, спасал девушек и освобождал из плена союзников. «Про меня рассказывали, что я имею в руках маленькое оружие (пистолет), из которого могу стрелять сколько угодно раз». Один из лучших писателей-географов, Семёнов-Тян-Шанский составил мемуары о своём главном путешествии на восемьдесят первом году жизни, а опубликовали их ещё на сорок лет позже, в 1946 году. Сцена прощания с Тянь-Шанем, куда автору больше не суждено было вернуться, — одно из самых волнующих мест в книге. — Ф. К.
Иван Гончаров. Фрегат «Паллада» (1858)
Я только не понимаю одного: как чопорные англичанки, к которым в спальню не смеет войти родной брат, при которых нельзя произнести слово «панталоны», живут между этим народонаселением, которое ходит вовсе без панталон?
«Фрегат «Паллада» — уникальное для русской словесности произведение. С одной стороны, книга продолжает традицию русских кругосветок. С плаванием Крузенштерна она связана даже сюжетно: главной задачей начальника экспедиции вице-адмирала Путятина (Граф Евфимий Васильевич Путятин (1803–1883) — адмирал, дипломат. Окончил Морское училище, в 1822–1825 годах совершил кругосветное путешествие под началом Михаила Лазарева. Участник Наваринского сражения (1827). В 1842 году провёл удачные дипломатические переговоры с Персией. В 1852 году возглавил экспедицию на фрегате «Паллада», целью которой было установление торговых отношений с Японией; секретарём Путятина в этом путешествии был писатель Иван Гончаров, выпустивший по итогам экспедиции книгу «Фрегат «Паллада». Впоследствии возглавлял дипломатические миссии в Китай и Японию, после выхода в отставку — член Государственного совета. Кавалер ордена Св. Андрея Первозванного и многих других орденов. В честь Путятина названы остров в Японском море и мыс в бухте Провидения.) была очередная (и на сей раз удачная) попытка установить торговые отношения с Японией. К началу плавания в 1852 году Гончаров уже популярный писатель, автор «Обыкновенной истории». В экспедиции он оказался по роду службы — он был столоначальником в департаменте внешней торговли Министерства финансов и выполнял функции секретаря Путятина — но «Фрегат «Паллада», конечно, нельзя назвать классическим путевым журналом. Наблюдение дальних стран и чужих нравов часто заставляет автора отвлекаться на глубоко личные размышления — в том числе о милой его сердцу родине («мы так глубоко вросли корнями у себя дома, что, куда и как надолго бы я ни заехал, я всюду унесу почву родной Обломовки на ногах, и никакие океаны не смоют её!»). В то же время это лёгкая, изящная и на удивление смешная проза. Гончаров подчёркивает комизм собственного положения: дневник кругосветной экспедиции ведёт «ленивый и избалованный» 40-летний кабинетный чиновник и писатель, чей опыт путешествий заключался в нескольких поездках между Симбирском, Москвой и Петербургом. В самом начале, между Кронштадтом и Портсмутом, фрегат попал в сильный шторм; путь занял три недели вместо нескольких дней, на борту случилась вспышка холеры и стала заканчиваться провизия и вода — Гончаров, хотя и выяснил, что по крайней мере невосприимчив к морской болезни, даже думал сойти в Англии, но всё же передумал. Ремонт фрегата занял два месяца, что дало возможность Гончарову с большим интересом и наблюдательностью описать Лондон — больше его уличную жизнь, чем «сфинксов и обелиски». После Лондона экспедиция заходила на Мадейру, острова Зелёного Мыса, мыс Доброй Надежды (кажется, это первое и чуть ли не единственное подробное описание колоний Южной Африки на русском языке в XIX веке), остров Ява, в Сингапур, Шанхай, Нагасаки, на Ликейские острова (Рюкю), нынешние Филиппины и в Корею. В августе 1854 года, через полтора года после начала экспедиции, Гончарова высадили в недавно построенном порту Аян на Охотском море (сейчас это Хабаровский край), откуда ему пришлось добираться в Петербург сушей. Дорога с длительными остановками в Якутске, Иркутске и Симбирске заняла ещё полгода, и её описание — тоже очень интересное чтение. Позднее Гончаров говорил об этом опыте так: «Вы в письме своём называете меня героем, но что за геройство совершать прекрасное плавание на большом судне… Нет, вот геройство — проехать 10 500 вёрст берегом, вдоль целой части света, где нет дорог, где почти нет почвы под ногами, всё болота; где нет людей, откуда и звери бегут прочь». — Д. Ш.
Сергей Максимов. Год на Севере (1859)
Видятся отдельные льдины, неподвижные окраины берега, тёмные полосы воды и кругом безлюдье и дичь, которая как будто тоже приготовилась смотреть и слушать. Страшна казалась эта мрачная даль, хотя и была она полна жизни дикой, своеобычной.
Мы остановились, проводник мой оговаривается при этом:
— Ну, уж дальше ехать нельзя: дальше небо досками заколочено и колокольчики не звонят…
После неудачной для Российской империи Крымской войны Морское министерство решило реформировать набор во флот и организовало «литературную экспедицию», чтобы исследовать рыболовство и судоходство прибрежных областей страны. Изучать водные артерии империи отправили лучших писателей — Александр Островский проехал Волгу от Твери до Нижнего Новгорода, Алексей Писемский (Алексей Феофилактович Писемский (1821–1881) — писатель, драматург. Один из самых известных русских прозаиков XIX века. В 1857–1863 годах был редактором журнала «Библиотека для чтения». Автор романов «Тысяча душ», «Взбаламученное море», «Люди сороковых годов».) исследовал нижнее течение реки и побережье Каспия, Михаил Михайлов (Михаил Ларионович Михайлов (1828–1865) — поэт, переводчик, публицист, революционер. Публиковался в «Иллюстрации», «Москвитянине»; в 1852 году переехал из Нижнего Новгорода в Санкт-Петербург, сотрудничал с «Современником» и «Отечественными записками». Один из первых переводчиков Гейне. Составлял и распространял революционные прокламации, в 1861 году был арестован и приговорён к 12-летней каторге. Срок наказания впоследствии был сокращён вдвое, но Михайлов не дожил до освобождения.) — реку Урал. Молодой писатель Сергей Максимов, к моменту начала экспедиции известный лишь «физиологическими очерками» о вожаках медведей, малярах и повитухах, отправился на Север России, в Архангельскую губернию. В итоге Максимов не только опубликовал цикл очерков о поморах, но и нашёл своё призвание, став одним из основателей российской этнографии и фольклористики.
Максимов провёл «в поле» целый год, с февраля 1856-го по февраль 1857 года, и проехал от Мурманского берега до далёкого Пустозерска. Местные жители принимали Максимова за большого начальника и не могли поверить, что он приехал всего лишь посмотреть, как ловят рыбку. У него был талант cходиться с людьми («с этаким-то начальством мы не прочь хоть всё лето ездить»), да и борода в этом старообрядческом регионе оказалась очень полезной. А самое главное — Максимов оказался отличным наблюдателем, не упускавшим тончайших деталей, например языковых. В этом путешествии он, кажется, впервые услышал слово «нежить» — «собирательное понятие о всяком духе народного суеверия: водяном, домовом, лешем, русалке, обо всём, как бы не живущем человеческою жизнью». Впоследствии русская нежить стала его любимым предметом — opus magnum Максимова называется «Нечистая, неведомая и крестная сила» (1903). — Ф. К.
Чокан Валиханов. Очерки Джунгарии (1860)
В последнее время город этот начал приобретать известность совсем другого рода. В нём появились башни из человеческих голов, начали резать людей так же обыденно, как режут кур. «Трудно, — говорит народная песня, — содержать в кашгарском городе лошадь, потому что связка сена стоит 12 пулов, но ещё труднее сохранить голову, потому что вай! вай!» Это несколько странное окончание песни выражает то запуганное состояние, в каком находится здешний народ.
Этот человек, воплощавший собой парадоксы империи, был одновременно и настоящим европейцем, и настоящим азиатом. Потомок Чингисхана, друг Потанина (Гавриил Никитич Потанин (1823–1911) — писатель. Служил учителем в Симбирске. Получил известность благодаря роману «Старое старится, молодое растёт», опубликованному в «Современнике» в 1861 году. Некрасов помог Потанину переехать в Петербург и устроиться на службу. В начале 1870-х отношения с Некрасовым ухудшились, и писатель вернулся в Симбирск. На склоне лет Потанин написал восторженные воспоминания о Некрасове, правда, некоторые эпизоды в них не соответствуют фактам.) и Достоевского, офицер российской армии и первый казахский учёный Чокан Валиханов, до поступления в Омский кадетский корпус живший в степи и не знавший русского языка, за свою короткую жизнь создал несколько подлинных шедевров русской этнографической прозы. Прочтения заслуживают все путевые дневники Валиханова, успевшего поработать среди киргизов на Иссык-Куле и среди китайцев в Кульдже (1856), однако особенную его славу составили тексты, связанные с опасным путешествием в Кашгар — закрытый от европейцев караванный город, располагавшийся между хребтов Тянь-Шаня, на соединении зон влияния Британской, Российской и Цинской империй. Сейчас это не менее запретный, чем тогда, Синьцзян-Уйгурский район Китая.
Идея этого путешествия принадлежала открывателю Тянь-Шаня Петру Семёнову, который познакомился с Валихановым в Омске в 1856 году. Человек европейской внешности не имел никаких шансов пробраться незамеченным в Кашгар, в котором на протяжении нескольких лет царил взаимный уйгурско-китайский террор. Официально цели путешествия, конечно, формулировались как научные, «Очерки Джунгарии» — это статья из научного журнала, однако Валиханов был военным человеком, у России были в этом регионе стратегические цели, и вёл он себя как настоящий разведчик. Перед въездом в город, опасаясь досмотра, лжекупец зарыл в землю первый из кашгарских дневников и отрыл его только через полгода. В «Очерках Джунгарии» описана первая часть этой эпопеи, путевые дневники о пути в Кашгар и о пребывании в Кашгаре изданы отдельно, а подробное описание региона дано в статье «О состоянии Алтышара, или Шести восточных городов китайской провинции Нан-Лу» (1861, 1904). — Ф. К.
Пётр Кропоткин. Сибирские тетради (1862–1866)
Теперь я плыву на пароходе «Граф Муравьёв-Амурский»; плыл бы хорошо, но у капитана белая горячка, — бросался в воду два раза. Едва спасли саженях во ста; поэтому довольно беспорядка, всё неладно.
Прежде чем эмигрировать в 1876 году и стать теоретиком анархизма, князь Пётр Кропоткин многое успел на родине. Окончив Пажеский корпус, он не остался служить камер-пажем в Петербурге, а немедленно подал прошение о зачислении в Амурское казачье войско и летом 1862 года выехал в Читу — ему не исполнилось и 20 лет. Интерес к географии и геологии появился у него во время службы в Забайкалье: по поручению военного начальства он много ездил по Восточной Сибири и Приамурью и даже участвовал в нескольких небольших экспедициях — в Маньчжурии, на пароходе по реке Сунгари, по Восточным Саянам, по рекам Олёкме и Витиму. Эти экспедиции он описывал в научных и служебных отчётах, а также в очерках, которые посылал в столичные журналы. А вот дневник Кропоткина явно не предназначался для печати — он написан рубленым, иногда конспективным языком, без всякого стеснения в выражениях. В нём много едких и иногда циничных описаний провинциальной светской жизни в Иркутске, Чите и Благовещенске, жутковатых историй о плохо заканчивающихся попойках, криминальной хроники, анекдотов о самодурстве местных чиновников и невёселых сцен из жизни крестьян-переселенцев, бурят, монголов и нанайцев. Несмотря на свою мизантропию, Кропоткин мечтает принести пользу всем этим людям, но, кажется, единственное, что его по-настоящему радует и придаёт ему сил, — это дальневосточная природа. — Д. Ш.
Ипполит Завалишин. Описание Западной Сибири (1862)
Этот дикий эдем — смерть. Это то, что называют в Сибири «зыбун». Не только зверопромышленник, но и лесной зверь никогда не отваживается ступить на этот обманчивый ковёр цветов и такой восхитительно свежей зелени. Его сейчас, как говорится, «всосёт», потому что под дёрном бездонное болото глубины необычайной... Чем больше человек или зверь делает отчаянных усилий, тем более углубляется и смерть неизбежна...
Ипполит Завалишин, оказавшийся в Сибири после восстания декабристов, по отбытии ссылки жил в Тобольской губернии, путешествовал и публиковал очерки в губернской прессе. Современники воспринимали записки Завалишина скептически: сама возможность публиковать в газете собственные впечатления, да ещё иногда критические, казалась консервативному сибирскому читателю того времени чем-то возмутительным (тем более что Завалишин был известным на всю Сибирь кляузником, постоянно писавшим начальству). Либеральные сибиряки припоминали ему, что в прошлом он был одиознейшим полицейским провокатором, отправившим в Сибирь множество людей и себя самого в придачу (См. Колесников.). И консерваторы, и либералы любили уличить его в плохом знании материала. Тем не менее запискам Завалишина принадлежит исключительная роль в истории популярного географического знания — он стал первым журналистом, писавшим о Сибири «изнутри», с местной точки зрения. Старомодная гладкопись его стиля не должна смущать читателя, Сибирь его очерков — не статистические справки, но картины, написанные с натуры весьма внимательным наблюдателем. При всём внешнем спокойствии очерков кляузника Завалишина в них вполне различимы очертания колониальных драм и конфликтов, о которых будут писать впоследствии его критики. — Ф. К.
Фёдор Достоевский. Зимние заметки о летних впечатлениях (1863)
...В западном человеке нет братского начала, а, напротив, начало единичное, личное, беспрерывно ослабляющееся, требующее с мечом в руке своих прав.
Достоевский ведёт дневник своего первого европейского путешествия 1862 года. Обычный гран-тур (Так называлось традиционное у молодых европейских (особенно английских) дворян образовательное путешествие по континентальной Европе: обычно в маршрут входила поездка по Франции, Швейцарии, Италии. Гран-тур был чем-то вроде инициации, отмечал вступление во взрослую жизнь.): Германия, Франция, Британия, Швейцария, Италия. Только пишет он не о том, где он был и что ел, а с чем ехал, о чём мечтал и что в итоге получил. Конечно, это делает «Заметки» хроникой разочарования. Кёльнский собор похож на пресс-папье, немцы слишком чопорные, Берлин сильно смахивает на Петербург (стоило ли вообще куда-то ехать?). Париж наводнён скучающими буржуа, хозяева гостиниц составляют подробнейший портрет постояльцев и записывают их рост, цвет волос и глаз. Местные жители только и ждут от каждого приезжего восторга по поводу красивейшего города на свете и его отважных и умных обитателей. Наконец, главе о Париже Достоевский даёт характерное название «Ваал» (Ваал, Баал — имя или обозначение многих древнесемитских божеств, верховное божество у нескольких народностей Плодородного Полумесяца. В Библии Ваал — обозначение ложного бога, которому приносили человеческие жертвы; с Ваалом связано имя демона Вельзевула.). В Лондоне многовато разврата и грязи (хотя все страшно рассудительные и правильные — у Достоевского к англичанам вообще особые чувства). А ещё там суета — метро (Достоевский называет его чугунками), Хрустальный дворец, грязная Темза, угольная пыль и толпы повсюду.