Будущее подкрадывается на цыпочках
Каким предстает наше общее завтра в произведениях фантастов прошлого и настоящего
В 1981 году писатель Уильям Гибсон, будущий отец-основатель киберпанка и автор «Нейроманта», опубликовал рассказ «Континуум Гернсбека» (The Gernsback Continuum). Сквозь серый бетон настоящего главный герой рассказа начинает прозревать другую Америку — считывая паттерны, зашифрованные в архитектуре заброшенных торговых центров и автозаправок 1920–1940-х, в промышленном дизайне первой половины XX века, на пожелтевших обложках журнала Amazing Stories. Самодвижущиеся дороги, фуллеровы купола, причальные мачты грузовых дирижаблей, смешные летающие автомобили — альтернативное настоящее, которое так и не случилось.
Лиричная, ностальгическая история, настоящий гимн ретрофутуризму — и в то же время хирургически точный диагноз: примерно так работают все без исключения «сценарии будущего», предложенные писателями и футурологами.
Они никогда не сбываются в полной мере, но порой отбрасывают тень на настоящее, подкрашивают будни, создают ощущение перспективы.
Вот об этих тенях и поговорим.
Под тенью преобразования общества
XX век часто называют эпохой антиутопий — что, в общем, не лишено оснований, если учесть, сколько испытаний выпало человечеству за это столетие. Однако романы-антиутопии, даже самые влиятельные, не столько показывают сценарии будущего, сколько обозначают непроходимые тупики. А если возможности для развития не исчерпаны, то остается и надежда — и книга автоматически выпадает из списка антиутопий в традиционном понимании.
Иное дело утопии. Социальные мыслители и беллетристы XIX века, от Карла Маркса и Шарля Фурье до Эдварда Беллами и Герберта Уэллса, оставили нам целый ворох инструкций по созданию счастливого и справедливого общества. Именно эти сценарии, пропатченные и проапгрейженные сообразно духу времени, легли в основу большинства «позитивных утопий» следующего столетия. Причем из одних и тех же источников черпали вдохновение писатели по обе стороны Атлантики. С той лишь разницей, что в Советском Союзе главным и необходимым условием для построения грядущей утопии считался отказ от частной собственности, а англо-американские фантасты развивали либертарианские и технократические сценарии будущего.
Пока советские авторы боролись с «хищными вещами века» и пережитками мещанского мировоззрения (например, в утопическом мире «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова частнособственнический инстинкт, стремление к обладанию проходит по категории психических расстройств), их зарубежные коллеги описывали общество, облагороженное и благоустроенное благодаря усилиям эффективных менеджеров и гениальных инженеров, в чьих руках сосредоточены рычаги власти.
Впрочем, англо-американская литература тоже не избежала влияния ранних социалистических утопий. Например, в первом романе Роберта Хайнлайна «Нам, живущим» (For Us, The Living: A Comedy of Customs), написанном в 1939 году в заочной полемике с Беллами и Уэллсом, равноправие граждан обеспечено благодаря системе социального кредита, равномерному и повсеместному распределению национальных дивидендов. Правда, опубликован этот роман только в 2003-м, через много лет после смерти автора.
С окончанием Второй мировой войны и с началом войны холодной технократические утопии в западной фантастике отходят на второй план, и сценарии будущего, которые предлагают публике англо-американские писатели, становятся более сдержанными — и более реалистичными. В книгах 1960–1970-х общество меняется (часто не самым приятным образом) в ответ на глобальные вызовы. Демографический кризис и исчерпание природных ресурсов, как у Джона Браннера в романе «Всем стоять на Занзибаре» (Stand on Zanzibar, 1968) или у Гарри Гаррисона в «Подвиньтесь! Подвиньтесь!» (Make Room! Make Room!, 1966), необратимое изменение климата, как у Дж. Г. Балларда в «Затонувшем мире» (The Drowned World, 1962), локальная ядерная война в странах третьего мира и приток иммигрантов в Европу, как у Кристофера Приста в «Фуге для темнеющего острова» (Fugue for a Darkening Island, 1972), требуют немедленной реакции.
Тем временем позднесоветская фантастика по-прежнему рисует совершенный «мир, в котором хочется жить». Но такие писатели 1970– 1980‑х, как Кир Булычев, Ольга Ларионова, зрелые Стругацкие, по возможности избегают фокусировать внимание на инструментах, позволивших достигнуть столь впечатляющего результата.
Последняя вспышка технооптимизма в жанровой литературе приходится на 1980–1990-е годы, период ИТ-революции и стремительно развивающегося интернета. В произведениях Уильяма Гибсона, Брюса Стерлинга, Пэт Кэдиган и других киберпанков цифровые технологии уравнивают бедных и богатых, блестяще образованных героев и едва освоивших грамоту. Подключившись к киберспейсу, подрубившись к Сети напрямую, любой человек получает безграничный доступ к главным ресурсам новой эпохи, информационным и вычислительным, а уж сумеет ли он распорядиться этими возможностями — вопрос только его ума и таланта.