“Теперь меня никто не тронет”
Два года назад 33-летняя Мария приняла монашеский постриг и стала сестрой Елизаветой. Она навсегда отказалась от своего имени, от возможности выйти замуж, родить детей... Что подтолкнуло ее к такому решению и о каких радостях прошлой жизни она жалеет?
«Родители у меня крещеные. Я часто смотрела свою детскую Библию, и это доставляло мне невероятную радость. Когда мне было 5 лет, я сама попросила, чтобы меня крестили. Я жила в страхе сделать что-то не так: обидеть, поссориться с кем-то, соврать. Для меня до сих пор ложь – едва ли не самое страшное. В Бога я всегда верила безоговорочно, даже в подростковом возрасте, когда хипповала и тусовалась у стены Цоя на Арбате и смотрела в «Моссовете» рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда», у меня не было сомнений в Его существовании. Он есть, и точка. Но вопросы к Нему оставались.
Когда в школе начались уроки про Вторую мировую, я не могла смириться с тем, что Бог позволяет человеку творить вселенское зло. Либо Бога нет – но я знаю, что это не так, – либо Он злой, о чем я могу говорить с таким Богом? И как Он может требовать от меня соблюдения каких-то правил, если сам сделал человека таким, что он может по своей воле создавать зло? Меня это очень мучило, я была на грани самоубийства, не спала, ходила взвинченная. Ответ пришел совершенно внезапно, просто и довольно нелепо.
После очередной арбатской тусовки я вдруг решила зайти в храм, где меня крестили. Вывалила на первого попавшегося священника все сомнения. Он внимательно выслушал, а потом спросил: «Хорошо, а про грехи-то ты мне рассказывать будешь?» В любой другой момент я бы обиделась. А тут поняла: все это время через этого священника Бог просто слушал меня, вот так просто, очень по-человечески. Он сам пережил бессмысленное и беспощадное зло и остался добрым. Именно остался, а потому имеет моральное право ждать, что мы тоже останемся людьми.
Но были эпизоды, когда я думала: почему Бог несправедлив ко мне? Мне не было восемнадцати, когда умерла мама: из-за диабета у нее случилась гангрена, пытались спасти ногу, но третьей операции мама не пережила. Это было потрясение. Я не показывала своего горя, но во мне бурлил гнев. Для меня тогда была совершенно очевидна несправедливость по отношению к маме. За что?! Я же так молилась, так молилась! Обида захлестывала. Почему Он молчит?! А потом поняла: он не просто не отвечает, а