Почему мы любим читать, сидя на унитазе?
«Когда вы приходите к своему психоаналитику, спрашивает ли он вас, что вы читаете в отхожем месте? А должен», — считал писатель Генри Миллер. Другой писатель и журналист Гвидо Витиелло посвятил этой теме целую главу в своей книге «Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги» (АСТ, 2023). Делимся его наблюдениями с вами.
Пришло время высокочтимой метафоре, которая связывает уединение с башней из слоновой кости, уступить место другой, куда более прозаичной: сравнению оного с сидением на «фаянсовом троне». Туалетная комната — последнее пристанище одиноких душ, современная — и вре́менная — замена молитвенному месту монаха-столпника или же небольшим «кабинетам» studiolo итальянских гуманистов XV века. Ничего нового.
Уже средневековые богословы задавались вопросом, уместно ли молиться в нужнике. На этот вопрос отчасти пытался ответить, пусть и не прямо, святой Августин, но ключевым пунктом своих измышлений его сделал другой религиозный деятель. На этого монаха-августинца, страдающего запором, именно в отхожем месте снизошло откровение: Святой Дух явился ему и поведал доктрину оправдания, а он в итоге основал протестантскую церковь.
В «Застольных беседах» Мартин Лютер, известный своей одержимостью в отношении разного рода испражнений, даже предложил ответ, который монах, сидящий «на троне», должен дать дьяволу, насмехающемуся над ним из-за того, что он молится в столь нечистом месте: Deo quod supra, tibi quod cadit infra — «Богу принадлежит то, что сверху, а тебе — то, что падает вниз».
Отзвуки этого изречения можно обнаружить в кричалке из репертуара скаутов, согласной которой дьяволу остаются экскременты, а богу — цветы.
Если в отхожем месте можно молиться, то читать так и подавно. В житии святого Григория, относящемся к XII веку, оно обозначается как «комната для уединения, где можно читать Писание в спокойной обстановке». Но именно современные читатели превратили туалет в мирскую келью, куда можно удалиться от мира.
Марсель Пруст, к примеру, предавался чтению и мечтаниям в комнатке, «специально отведенной для самых низменных нужд». А Карло Досси в «Голубых заметках» придумал гениальное решение, как стереть границу между нужником и библиотекой: «Я бы предложил печатать книги на туалетной бумаге: таким образом, если разложить их в отхожих местах, люди смогут разматывать рулончики с книгами и отрывать один листочек за другим». В результате получилось бы нечто среднее между привычной нам сшитой книгой (codex) и ее предшественником (volumen) — свертком папируса или пергамента, — пусть и в упрощенной форме.
Японский писатель Кодзи Судзуки (ему принес известность роман «Звонок», по которому впоследствии сняли одноименный фильм ужасов) в 2009 году напечатал на туалетной бумаге свой короткий рассказ под названием «Капля». Всего текст занимал девяносто сантиметров, то есть ровно десять отрывных фрагментов, поэтому в одном рулоне уместилось сразу несколько копий. А один художник из Флориды, Денис Малоун, полностью переписал текст «Моби Дика», уместив его (вместе с примечаниями!) на шести рулонах.
И правда, звук сливаемой в канализацию воды, возможно, добавит реалистичности истории про моряка и кита
Но это, скажем так, не самые удачные и известные эксперименты. Намного большую популярность снискала серия книг под названием «Туалетные чтения дядюшки Джона»: ее начал публиковать в 1988 году Институт туалетных чтецов (да, он и правда существует). За все время ее существования им удалось продать несколько миллионов копий, содержавших забавные истории, любопытные факты и заметки, сплетни и пустячные новости — словом, отличная пища для любого желудка.
Генри Миллер бы не одобрил подобное чтиво. В юности он тоже читал в отхожем месте, но затем принялся справлять свои литературные потребности (надеюсь, только их) в лесной глуши, желательно рядом с ручейком.
Его доводы против плохих книг предполагают, что между физическим и мыслительным процессом питания существует четкая аналогия: «Если питать тело и разум — дело жизненной важности, столь же необходимо исторгать из тела и разума что уже отработано. То, чем мы не пользуемся, а только „складируем“, становится ядом. Это проявление обычного здравого смысла. Из чего вытекает следующее (естественным образом, как река впадает в море): если вы направляетесь в уборную, чтобы избавиться от отходов, которые накопились в вашем организме, и планируете потратить это время, забивая себе мозги разного рода дрянью, вы вредите сами себе. Неужели вам бы пришло в голову ради экономии времени, к примеру, начать пить и есть, пока вы сидите на унитазе?»
Нам, может быть, и не пришло, а кому-то другому — вполне. Стрейчи-младший в статье о влиянии бессознательного на чтение описывает случай одного из своих пациентов, страдавшего навязчивыми состояниями и время от времени — параноидальными мыслями. Он целыми днями торчал в общественных уборных, где работал, писал, читал и даже принимал пищу.
Превратил эти места в подобие офиса. Наивысшим удовольствием для него было (не считая актов самоудовлетворения, перед которыми он засовывал себе в задний проход мятный леденец) поедать песочный пирог со сливочной начинкой и одновременно испражняться.
Наш психоаналитик, быстро прибегнув к нескольким довольно смелым логическим операциям, пришел к выводу, что любовь этого пациента к чтению уходила корнями в копрофагию, которую он тем самым сублимировал. Книги и печатные страницы символически представляли собой экскременты — что-то темное лежит на белой бумаге и «марает» ее, а эта бессознательная ассоциация в итоге породила любовь к чтению в туалете. Кто знает, поможет ли этот случай прояснить, почему Лютер бросил в Сатану полную чернильницу: ведь с точки зрения поведения мы не особенно далеко ушли от привычки шимпанзе кидаться во всех подряд продуктами своей жизнедеятельности.