Писатели и мода. Часть 1
В спецпроекте «Писатели и мода» портал «Культура.РФ» и ГМИРЛИ им. В.И. Даля рассказывают, правда ли Лев Толстой постоянно ходил босиком, всегда ли Антон Чехов был примером элегантности и что Владимир Маяковский считал «самым красивым в человеке».
Лев Толстой
В юные годы Лев Толстой одевался щеголевато, немало тратил на модные вещи и в целом придавал огромное значение внешнему виду — как своему, так и окружавших его людей. Как признавался сам писатель, «я занимался своей наружностью: старался быть светским, comme il faut (комильфо)». В начале 1850-х годов Толстой жил в Петербурге и одевался у Шармера — лучшего портного в городе. И даже отправившись на службу на Кавказ, писатель не оставил привычки к столичному лоску. Он писал: «Даже теперь, когда я прогуливаюсь по улицам в своем Шармеровском пальто и в складной шляпе, [за] которую я заплатил здесь 10 р., несмотря на всю свою величавость в этой одежде, я так привык к мысли скоро надеть серую шинель, что невольно правая рука хочет схватить за пружины складную шляпу и опустить ее вниз».
Для Толстого не существовало незначительных деталей образа и предметов одежды. Например, биограф Толстого Павел Бирюков записал рассказ писателя о случае, который произошел в Казани с ним и его братом Николаем.
«Они шли по городу, когда мимо них проехал какой-то господин на долгуше, опершись руками без перчаток на палку, упертую в подножку.
— Как видно, что этот господин какая-то дрянь, — сказал Лев Николаевич, обращаясь к брату.
— Отчего? — спросил Николай Николаевич.
— А без перчаток».
В 1862 году Лев Толстой остепенился: женился на Софье Берс и уехал в Ясную Поляну. Там он писал романы, вел хозяйство, занимался усадьбой — и сменил стиль великосветского аристократа на менее вычурный. Большую часть одежды русскому классику шили его супруга и местная крестьянка Липунова.
В 1870-х годах основу гардероба Толстого составляли простые свободные блузы из хлопка или фланели со стоячим воротником, которые писатель носил навыпуск и перехватывал ремнем. Именно в таких рубашках Толстого запечатлели многие фотографы и художники — и впоследствии подобный тип блуз получил название «толстовка». Личный секретарь писателя Николай Гусев писал: «Одежда Толстого была всегда одинакова — блуза, подпоясанная ремнем; зимой — темная, летом — белая, парусиновая. <…> В одежде Толстой любил опрятность и чистоту, но не щегольство и элегантность».
Особенно Толстому нравились удобные халаты. Гусев вспоминал, что в них русский классик мог появиться и перед гостями, ничуть не стесняясь своего «непарадного» вида. «Ходил в туфлях на босу ногу, сшил себе придуманного им самим покроя парусиновый халат, который он днем надевал, ночью пользовался им как постелью и одеялом, для чего в этом халате были сделаны полы, которые днем пристегивались пуговицами внутрь».
Обувь для Льва Толстого тоже изготавливали вручную: у писателя был 42-й размер ноги. Он предпочитал валенки, калоши и сапоги, а некоторые пары создавал самостоятельно. Софья Толстая рассказывала, как однажды «Лёвочка сшил калошу, принес мне показывать и говорит: «C'est delicieux!» [«Это восхитительно!»]. А калоша прегрубо сшита и фасон безобразный».
Вопреки расхожему мнению, босиком русский классик практически не ходил. Создал этот миф известный живописец Илья Репин, который в 1901 году написал картину «Лев Николаевич Толстой босой». Сын писателя Сергей вспоминал, что Толстой остался недоволен образом, в котором представил его Репин. «Кажется, Репин никогда не видал меня босиком. Недостает только, чтобы меня изобразили без панталон», — высказался писатель.
Были в гардеробе Толстого и неординарные вещи. Например, получив гонорар за роман «Анна Каренина», писатель приобрел медвежью шубу черного цвета от известного французского портного Айе, которая стала самым дорогим предметом одежды Толстого. Правда, шубу на прогулки он не надевал, а только укутывался в нее во время поездок на санях. В холодное время года писатель всегда носил «романовский полушубок» — тулуп из романовской овцы, шерсть которой в то время считалась лучшей и в России, и во всем мире.
Любимыми головными уборами Льва Толстого были простые шапочки, которые вручную шила его жена Софья. А летом классик не снимал большую соломенную шляпу, спасаясь таким образом от зноя. Жару и духоту Толстой в принципе не переносил, и даже зимой в доме в Ясной Поляне стояла легкая прохлада.
Также в гардеробе писателя были и новинки того времени: например, прорезиненный плащ с капюшоном и тяжелые ботинки-мокроступы. Толстой пользовался необычным карандашом с подсветкой, фотоаппаратом и фонографом, с удовольствием катался на велосипеде.
В целом же Лев Толстой выглядел достаточно обыкновенно. Например, художник Иван Пархоменко вспоминал: «Лев Николаевич — живой, бодрый, с едва уловимой доброжелательной улыбкой на губах, одетый в светлую фланелевую блузу, перетянутую ремнем. По портретам, какие мне приходилось видеть и в музеях, и в печати, я представлял себе его иным — суровым, большого роста и вообще не похожим на обыкновенных смертных, — на самом деле я увидел самого обыкновенного старика русского типа, с густыми, нависшими бровями над остро глядящими голубыми глазами, с некоторой барской осанкой в поступи и манере держать свою прямую и крепкую фигуру».
А иногда писателя и вовсе принимали за крестьянина. Сохранилась история, рассказанная общественным деятелем и театральным энтузиастом Николаем Давыдовым. В 1889 году в зале Дворянского собрания города Тулы шли репетиции пьесы «Плоды просвещения» по одноименной комедии Толстого. И, как рассказывал Давыдов, «в одну из репетиций сторож собрания доложил мне, что какой-то мужик… желает непременно видеть меня и требует, чтобы его пустили в залу. «Мы его и гнали уже, да не идет», — добавил сторож. Я побежал вниз в швейцарскую, догадавшись, кто этот… мужик, и через несколько минут ввел в залу, к великой радости участвовавших в пьесе, Льва Николаевича, принятого за «мужика» сторожами ввиду его более чем скромной верхней одежды».
Антон Чехов
На большинстве сохранившихся до наших дней фотографий Антон Чехов запечатлен в галстуке-бабочке, пенсне и с тростью. Однако на самом деле эти аксессуары писатель носил только в зрелом возрасте.
Например, тростью Чехов начал пользоваться только в последние годы жизни — когда ему стало трудно ходить из-за болезни. А пенсне Чехов стал носить постоянно в 37 лет из-за развившегося астигматизма. В 1897 году Чехов писал из Мелихова: «У меня гостит в настоящее время глазной врач со своими стеклами. Вот уже два месяца, как он подбирает для меня очки. У меня так называемый астигматизм — благодаря которому у меня часто бывает мигрень, и кроме того, еще правый глаз близорукий, а левый дальнозоркий. Видите, какой я калека. Но это я тщательно скрываю и стараюсь казаться бодрым молодым человеком 28 лет, что мне удается очень часто, так как я покупаю дорогие галстуки и душусь Vera-Violetta». Стекла для пенсне Чехов заказывал исключительно дорогие, преимущественно французские. А шнурки писатель постоянно терял и просил многих знакомых их ему присылать.
Несколькими годами ранее Чехов, ожидая аванс от журнала «Русская мысль» за повесть «Палата № 6», полушутливо сообщал петербургскому издателю Алексею Суворину: «Если сегодня возьму денег, то куплю себе шикарную шляпу и летнее пальто. Пора запасаться летним платьем. Шляпу куплю удивительную и вообще намерен франтить».
Однако франтом Чехов был не всегда. На протяжении многих лет в Таганроге и в Москве семья литератора жила в нищете, и даже литературные гонорары Чехова не спасали от безденежья и частой смены квартир.
В ранние студенческие годы, отправляясь на мероприятия и желая быть comme il faut, Чехов не раз брал взаймы у знакомых то сюртук, то фрачную пару. В январе 1884 года, например, вернувшись из Воскресенска со свадьбы знакомого студента, он в свойственной ему манере благодарил однокурсника Савельева:
«Спасибо тебе восьмиэтажное (с чердаком и погребом). Не будь твоего сюртука, я погиб бы от равнодушия женщин!!! Впрочем, ты человек женатый и не понимаешь нас, холостяков. (Вздыхаю.) <…> Еще раз спасибо за сюртук. Желаю, чтобы он у тебя женился и народил множество маленьких сюртучков».
На большинстве ранних фотографий Чехов был запечатлен в одном и том же студенческом сюртучке. Мать писателя Евгения Яковлевна прекрасно шила, однако денег на новые материалы у семьи, как правило, не было, поэтому все вещи берегли, подшивали и штопали. А многие костюмы Чехова впоследствии доставались его младшему брату Михаилу. Потому в коллекциях чеховских музеев хранятся слишком короткие для самого писателя (его рост составлял 186 сантиметров), подшитые демисезонные пальто или кожаный плащ, в котором он отправился на Сахалин и на Восток: после Антона Павловича их носил его брат.
Еще один стереотип об облике писателя появился благодаря его современникам. Например, Иван Бунин вспоминал: «Никогда не видал его в халате, всегда он был одет аккуратно и чисто. У него была педантическая любовь к порядку — наследственная, как настойчивость, такая же наследственная, как и наставительность». То же говорил и Александр Куприн: «Никто даже из самых близких людей не видал его небрежно одетым; также не любил он разных домашних вольностей вроде туфель, халатов и тужурок. В восемь — девять часов его уже можно было застать ходящим по кабинету или за письменным столом, как всегда безукоризненно изящно и скромно одетого».
Однако на самом деле халаты Чехов носил. Один из них, в котором писателя сфотографировали в мелиховской комнате сестры Марии Павловны, он приобрел весной 1897 года в Москве, в магазине «М. и И. Мандль» — крупнейшей в России фирмы по производству готового платья. Там трудились высококвалифицированные иностранные закройщики, материалы для изделий фирма закупала также за рубежом. А сами по себе готовые платья стоили куда дешевле созданных на заказ вещей, поэтому одежда от «М. и И. Мандль» быстро завоевала популярность в России.
Впрочем, этот халат Чехов быстро кому-то отдал. И обзавелся новым только в последние два года жизни. «Халата у меня нет; прежний свой халат я кому-то подарил, а кому — не помню, но он мне не нужен, ибо по ночам я не просыпаюсь», — сообщал он в 1902 году жене Ольге Книппер из Ялты.
А свои знаменитые галстуки Чехов стал приобретать в 1890-х годах, когда начал получать более или менее регулярные гонорары от «толстых» журналов, которые платили не построчно, как юмористические журналы и газеты, а полистно. На фотографиях, сделанных после 1892 года, писатель постоянно представал в галстуке-пластроне на шее, а позднее — в модных узких галстуках, которые покупал во Франции. Но, по признанию самого Чехова, завязывать галстуки он не умел: «Я свои дела не умею завязывать и развязывать, как не умею завязывать галстук».
Портал «Культура.РФ» благодарит за помощь в подготовке материала сотрудников Государственного музея истории российской литературы им. В.И. Даля: Эрнеста Дмитриевича Орлова, Дарью Васильевну Спевякину, Инну Георгиевну Андрееву, Марину Михайловну Краснову, Яну Зиновьевну Гришину.
Иллюстрации: Ирина Куницына
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl