«Петровы в гриппе» — фильм, который обретает новый смысл теперь, когда Россия закончила выступление и в Венеции, и в Каннах
В прокате “Петровы в гриппе” Кирилла Серебренникова — фильм, от которого бросает то в холод, то в жар. Он получился конгениальным роману Петра Сальникова — бредовым и тягучим, то рассеянно абстрактным, то поразительно точным. И о нем интересно вновь говорить именно сейчас, когда Россия отметилась не только в Каннах, но и на Венецианском биеннале.
Канун Нового года в маленьком городке, время пробуждения злых духов и подведения итогов — которые в России, кажется, подводят и сами духи. В переполненный автобус заходит первый Петров в гриппе — автослесарь (Семен Серзин) с черными дырами под глазами, колючей щетиной и грязной дубленкой, что есть сил предупреждающими: не приближаться! Но фокус в том, что в новом мире без личных границ (удивительное предсказание писателя Петра Сальникова) все вокруг только и будут, что лезть к Петрову в печень и душу. Из автобуса выкинут, предварительно доломав вставную челюсть, деда - сталиниста, сексиста и, кажется, педофила. На остановке прямо на глазах у Петрова какая-то дружина в масках расстреляет врагов народа — чиновников и бизнесменов. А товарищ майор с красной корочкой (Юрий Колокольников) похитит героя и заставит пить водку прямо в катафалке, на гробе с живым человеком, Живой человек (певец Хаски) встанет и пойдет. Водитель катафалка придет в ужас: заказ есть, тела нет. Начнется странная погоня. В “Петровых в гриппе” странное вообще все. Чулпан Хаматова здесь играет библиотекаршу, способную разогнать поэтический кружок (с участием настоящих литераторов: в фильме вообще столько камео, что он кажется реестром — или ковчегом — деятелей культуры) с помощью приемов джиу джитсу. На неведомых дорожках следы невиданных зверей — например, вампиров, охочих до русской крови. На ржавых кухнях — страстные беседы про геополитику, переходящие в смертоубийство. В небе - летающие тарелки. И у всех в городе — повышенная температура. Так что одиссея Петрова — во многом игра воображения. Или все-таки нет?