«Особое мясо» Агустины Бастеррики: провокационная антиутопия о смертельном вирусе и каннибализме
10 октября на русском языке выходит антиутопия Агустины Бастеррики «Особое мясо» — провокационная, шокирующая, заставляющая всерьез задуматься. Forbes Life публикует первую главу
Эпидемия смертельного для человека вируса GGB поразила животных и вынудила людей полностью истребить домашний скот. Есть животных больше нельзя, но потребность в животном белке никуда не делась. И мало помалу в продаже начинает появляться особое мясо — сперва бродяг, преступников и нелегальных мигрантов, позже — специально выведенных в лабораторных условиях человеческих организмов. То, что еще вчера казалось совершенно немыслимым, постепенно становится общепринятым, регламентированным и узаконенным. Каннибализм, который под страхом смертной казни запрещено так называть, становится необходимым условием для поддержания жизни. Выращивание людей на еду становится легализованным, налаженным в промышленных масштабах бизнесом. «Особое мясо» продается в магазинах, подается в ресторанах, рекламируется по телевизору. Большинство признало, что выжить иначе невозможно. В обществе молчаливого одобрения действует только одно правило — не называть вещи своими именами.
«Особое мясо» — сложный для принятия и при этом превосходно написанный роман о том, как стремительно гуманистическое общество предает свои идеалы. В Аргентине роман вышел в декабре 2017 года, сразу же получил престижную литературную премию Clarín Novel Prize, стал бестселлером и — к слову о том, надо ли читать книгу на такую жуткую тему — уже вошел в школьную программу для старших классов. На русском языке «Особое мясо» выходит в издательстве «NoAge» (ИД «Поляндрия») в переводе Владимира Правосудова. С разрешения издательства Forbes Life публикует первую главу романа.
***
Полутуша. Оглушение. Линия забоя. Мойка высокого давления. Эти слова всплывают у него в памяти и хлещут наотмашь. Они словно разрубают его на куски. Разделывают. И это не просто слова. Они — кровь, ее густой, плотный запах. Автоматизация процесса. Главное — не думать обо всем этом. Он просыпается весь в поту. Его ждет новый день — день, который он проведет, забивая людей, как скот.
Никто не называет их людьми, думает он, закуривая сигарету. Он сам их так не называет, когда объясняет новым сотрудникам, как организована работа мясокомбината. Брякни он такое — и его запросто арестуют и, очень даже возможно, самого отправят на муниципальную бойню. На обработку. Правильно было бы сказать — на смерть, на казнь... Но такие слова употреблять запрещено. Он снимает насквозь мокрую футболку и пытается усилием воли прогнать мысль, что все так и есть: это действительно люди, но люди, которых выращивают на убой, как мясной скот. Он подходит к холодильнику, наливает ледяной воды и быстро выпивает стакан. В памяти всплывают спасительные термины, слова, скрадывающие смысл того, как устроен теперь мир.
Есть слова, ставшие общепринятыми, гигиенически безупречные слова, используя которые ты не вступишь в противоречие с законом.
Он открывает окно, но жара продолжает душить его. Он курит и одновременно вдыхает неподвижный ночной воздух. С коровами и свиньями все было просто. У него была работа — не последняя должность на мясокомбинате «Кипарис», должность, которую он занял в соответствии со своим образованием и опытом, а вовсе не потому, что предприятие принадлежало его отцу и являлось их семейным бизнесом. Нет, визг свиньи, через которую пропускают ток, мог заставить непривычного человека окаменеть от ужаса, но, во-первых, на комбинате применялись всевозможные «средства защиты органов слуха», а во-вторых, со временем эти визги становились для сотрудников предприятия просто одной из составляющих звукового фона производства. Теперь он стал заместителем директора, его правой рукой, и в его обязанности входит отбор и подготовка новых сотрудников. Учить убивать — хуже, чем убивать самому. Он высовывается в окно. Вдыхать приходится плотно сжатый, обжигающий горло воздух.