«Я пою о себе, о тебе, обо всех»
С АNNA ASTI на протяжении последних лет мы встречаемся периодически (примерно раз в год) — и каждый раз у нее миллион новых инфоповодов. С тех пор как певица взялась за сольную карьеру, ее успех идет впереди нее самой: первые строки хит-парадов, награды музыкальных премий, эфиры и съемки обложек. Не так давно Аня презентовала собственный музыкальный лейбл под названием Fenix Music, а в этом месяце она даст несколько концертов в Санкт-Петербурге (14 октября) и в Москве (20–22 октября). И это опять и снова будет триумфально и с полной отдачей — она умеет только так!
Аня, мне кажется, ты сейчас перед презентацией лейбла и концертами в октябре находишься в состоянии адреналина, когда ты наполняешься, хотя тебя растаскивает на тысячу разных частей в разные стороны….
О да!
…всё надо успеть, переживаешь, как будет, но при этом это состояние можно сравнить с влюбленностью, нет?
Не совсем. Когда это происходит впервые в жизни, это вызывает какие-то особенные эмоции, но, если это происходит часто, чувства немного противоречивые. (Улыбается.) Самое крутое по ощущениям — это когда ты уже сделала, когда понимаешь, что ты справилась. Пока я не могу сказать, что нахожусь на позитиве. Естественно, когда переживаешь, когда хочется, чтобы всё было красиво, когда в сутках всего 24 часа, а ты у себя один, тебе хочется разорваться — это всё требует огромной концентрации, нервов... Мне почему-то сейчас всё время хочется спать. Когда я стрессую, то всё время хочу спать. Мне кажется, что мне не хватает ресурса из-за этого, отчего я нервничаю еще больше. Когда я справляюсь с поставленной задачей и смотрю на проделанную работу, то говорю себе: «Блин, красава! А ты думала, что помрешь (смеется)», — вот тогда это работает классно.
Признайся, этот режим «белки в колесе», он же тебе нравится?
Я часто думаю: могла бы я жить иначе? Понимаю, что грех жаловаться, когда столько всего происходит в моей жизни. Да, когда спрашивают, устала ли, я не вру, говорю: да, я измотана, мне тяжело, но гневить бога словами «я бы так не хотела» я не буду. Отдыхать хочется, но хочется, чтобы это было спокойно спланировано, а не как обычно — стихийно и в огне. Но и долго бы я не смогла отдыхать, потому что вся моя жизнь последние лет четырнадцать вот такая. Ты привыкаешь к такому режиму, и тебе уже начинает казаться, что если остановиться, то, считай, ты состарился, сел в кресло, и остается только доживать свои дни где-то в лесу. Иногда, конечно, хочется посидеть в кресле-качалке с пледом, но это на два дня, не больше. Снова хочется движухи. Причем это происходит не так, что ты сидишь и вдруг в голове: «Хочется движухи», — нет. Ты просто чувствуешь, что внутри тебя мощная энергия, которую тебе некуда девать, а потом дела появляются, и ты уже не думаешь об этом.
Я неоднократно слышала от артистов — как музыкантов, так и театральных коллег — про терапевтический эффект сцены. У тебя бывало такое? Сцена действительно лечит?
Да, конечно. Вот буквально четыре дня назад, когда я выступала в Орле. Сейчас все болеют какой-то волшебной неизвестной болезнью, от которой у всех садятся голоса. Вечером почувствовала, что как-то связочки барахлят, была у врача своего. Я понимаю, что можно их как-то размять, тем более на сцене: адреналин очень хорошо работает, когда ты выходишь на сцену. И вот я просыпаюсь и понимаю, что не могу даже разговаривать. Звоню врачу, прошу мне влить препараты и адреналин. Его я вливаю крайне редко — только в случае, когда совсем всё плохо. За кулисами у меня стоял врач, и на каждое переодевание я бегала в гримерку, он мне вливал адреналин в связки. К третьему блоку я себя более-менее уверенно чувствовала. Поэтому сцена — да, очень работает. Есть такие моменты, когда я заболеваю: организм заболел, а связки — нет. Мой звукорежиссер Андрюша Полканов мне говорит: «Только у тебя такое качество, что ты болеешь, а связки — нет». Они живут своей жизнью. Я выхожу, говорить не могу, начинаю петь, а голос льется. Вот в эти моменты я знаю, что это какой-то Божий промысел. Мне дают петь, когда я больна, и это ничем не объяснимо. Я закрываю глаза в этот момент, пою и чувствую, что голос из меня льется какой-то волшебной силой. Я реально улетаю, а потом открываю глаза и думаю: «Ты же на концерте! Куда ты улетела?» (Смеется.) Такое соединение с собой внутренней, с голосом, ощущение, что он может, а с другой стороны, это что-то совсем мне не принадлежащее. Можно заметить, что я очень часто, когда пою прямо от сердца, то закрываю глаза. Обычно это какие-то важные для меня моменты. Я чувствую, что у меня от себя идут мурашки. Звучит странно, но это не про самовлюбленность, это из-за того, что это будто не я. Я слушаю, как это из меня выходит. Ощущение очень необычное, очень странное. Меня тут подруга спросила, с какой целью я столько работаю. Я ей описала это свое состояние на сцене, и она сказала: «Никогда не думала, что ты это испытываешь и что такое может быть».
Мне кажется, это и называется талант, который от души. Наверное, еще не только в твоем голосе, но и в словах, которые ты поешь, есть такая сила, что от девочек с 12 до 50–60 лет я постоянно слышу одну и ту же фразу: «Она поет про меня».
Про всех пою: про себя, про тебя и про нас всех.
У тебя же не все песни про драматичную любовь. Мы бы многое потеряли, если бы были только минорные истории. Как ты их выбираешь, душой опять же или это какой-то внешний запрос?