Культура | Персона
«Режиссеру надо уметь молчать»
21 декабря в российский прокат выходят «Елки новые». На этот раз режиссером киноальманаха выступил Жора Крыжовников. О том, какой результат получился из смешения «формата счастья» и абсурдистской российской реальности, «Огонек» поговорил с режиссером
Киноальманах «Ёлки» полностью укладывается в формат «доброго кино»: это, как правило, приторные истории со счастливым финалом, призванные «нести добро по всей стране». Режиссер Жора Крыжовников, автор «Горько!» и «Самый лучший день», не стал ломать формат «Елок»: но ему удалось так расставить акценты, что елочные истории зазвучали правдиво и местами даже грустно:
— Все ждали от вас чего-то отличного от конфетно-счастливого формата. Была ли вами намечена какая-то контригра, стратегия сопротивления формату «Ёлок»?
— У меня есть несколько любимых концепций, одна из них сформулирована Мартином Скорсезе — «режиссер как контрабандист». Какие-то вещи, которые ты протаскиваешь тайком; но в данном случае мне это было неинтересно. Здесь для меня были важны лишь несколько вещей, в частности, укол боли в финале вопреки сложившейся концепции «Елок». Меня интересовало не абсолютное счастье. Не все получили то, что хотели. Это важно, чтобы уйти от фальшивых концепций, когда в конце все побеждают, все всё получают и нет плохих людей, и нет несчастных. Но я бы не назвал это контригрой. Просто, когда я пришел в проект, я сам для себя сформулировал, что не буду делать то, чего не понимаю или во что не верю. Во-вторых, я сократил общее количество историй до 5, хотя обычно их было 7–9, и какие-то из них были совсем маленькие и ничего толком не рассказывали. Мои требования к историям совсем простые: в них должны быть начало, середина и конец, а не просто начало и конец. У нас обычно времени хватает только на «поругались и помирились». А должно быть еще агрегатное состояние, как минимум точка перехода. Есть комедия положений и комедия характеров. Остановка, притормаживание сюжета — это пример комедии характеров. Так как здесь характер важнее события, ты можешь приостановить ход сюжета, и, пока герою хватает материала его внутреннего конфликта, иногда собственного безумия или дичи, эта остановка работает. Но это нам позволяет сделать именно структура комедии характеров. В этих «Елках» мы решили сделать акцент на героях, а не на сюжете. Пока поступает новая информация о характерах, зрителю есть что «есть». И пока мы ему подаем все новые и новые блюда, сюжет может и передохнуть. А как только больше о герое рассказать нечего, можно переходить к сюжету. Сюжет и характер — это как два края качелей: чем больше одного, тем меньше другого. Для того чтобы выявить внутренний конфликт, мечты, страхи и так далее, герою нужно дать побольше времени, а не просто мучить его погонями.
— У вас редко как у кого получается соединить серьезность и развлекательный жанр. Я пытаюсь представить: как вы ведете себя на съемочной площадке, чтобы добиться этого эффекта?
— Это не я сформулировал, это Станиславский и его последователь Георгий Товстоногов: надо найти такое физическое действие, которое выталкивает все нравственные, социальные, психологические и философские аспекты. Все — только через простое физическое действие. Все, о чем мы тут с вами говорим, на самом деле об этом разговаривать с актерами нельзя. Можно говорить только — пошел, встал, посмотрел. Не потому что артист не понимает, а потому что ключик ко всему этому — действие. Нужно просто его найти. И второй момент: Анатолий Эфрос, великий театральный режиссер, пишет так: «Успех репетиции я оцениваю по тому, сколько я говорил. Если я говорил мало, значит, репетиция удалась». Поэтому комментировать вокруг стараюсь мало, а что делать актеру, говорить максимально просто.
— С момента выхода «Горько!», за пять лет вы превратились в одного из самых известных и востребованных режиссеров. Скажите, что в этот момент с человеком происходит, что вы в связи с этим чувствуете?
— Есть три важнейших качества, которые нужно в себе поддерживать и воспитывать для того, чтобы сохраниться. Это стыд, зависть и смирение. Надо ценить моменты, когда стыдно за то, что ты не сделал; не оправдывать свои ошибки, а помнить их; завидовать коллегам, которые делают что-то, чего ты не умеешь. Причем эту зависть нельзя забивать злобой, а наоборот, ее надо растравливать. И третье — это смирение: осознавать свое место в цепочке деятелей кино и театра. Потому что если соотносить себя, допустим, с Еврипидом, то сделано чертовски мало. Поэтому, если вы говорите про звездную болезнь, я считаю, что это грипп, им болеют все, но не у всех осложнения. Конечно, звездная болезнь у меня была: на какое-то время я показался себе всесильным режиссером. Но даже в эти минуты мне хватало юмора для того, чтобы не сойти с ума. После первого фильма мгновенно вырос мой авторитет — и продюсеры, и друзья перестали высказывать свое мнение по поводу того, что я делаю. Они замолчали. И я на какой-то момент, во время работы над «Горько-2», оказался в изоляции — все как будто отступили на шаг — черт его знает, может быть, он знает что-то, чего не знаем мы… И из-за этого мы очень мало времени работали над сценарием; мы согласились писать и снимать быстро — это сказалось, на мой взгляд, на качестве второй части, у которой был потенциал, но из-за спешки он не был реализован полностью. После этого я решил: на написание сценария нужно отводить целый год, минимум 9 месяцев. Может быть, «Елки» чуть быстрее написали — за полгода, но тут и формат известный, плюс у нас было больше сценаристов, восемь человек. И Алексей Казаков, мой соавтор, поучаствовал, и студентов мы пригласили; один написал одно, другой — другое, третий — третье, и потом мы все вместе навалились. Тем не менее 5–6 месяцев мы на это потратили, а потом еще все это переснимали, переписывали.