Общество | Наши
Старье берет
Хлам стал для Станислава Крайнова всем — хобби, кормильцем, утешением и полем брани
«Я, наверное, единственный и последний старьевщик на Руси»,— Станислав Крайнов горделиво поглядывает на свою покосившуюся избу, увешанную флагами, табличками «Лавка случайных вещей», «Антиквариатъ», «Здесь русский дух» и «Сдается квартира — на час, на сутки». Изба стоит на федеральной трассе, во Владимирской области. Соседи Крайнова, занимающиеся придорожной торговлей, выкладывают у дороги традиционный товар: соленья в банках, мягкие игрушки, банные веники по 100 рублей. Старьевщик же заманивает покупателей дореволюционными самоварами, советскими грамотами, коромыслами и патефонами: «Я покупаю старые вещи, чищу их, немного реставрирую и опять продаю — здесь же, на трассе. Да, я немного странный, русский офеня. И дом у меня странный. Может, поэтому местная администрация только со мной и воюет: якобы я нарушаю правила благоустройства, загрязняю территорию. Вон яблоки, насквозь пропитанные ядовитыми автомобильными выхлопами продают — никого это не волнует. Весь лес на веники ободрали — и тоже все нормально. А у меня на участке помойка! Тьфу! Помойку от музея отличить не могут!» Станислав Геннадьевич машет руками, перекрикивает шум трассы, хватает с крыльца то рассохшуюся деревянную прялку, то деда мороза из серой ваты, грозит в сторону сельсовета: «Это хлам? Вот эти прекрасные вещи? Да я на этом хламе две квартиры купил, машину, 18 ларьков открыл, самым уважаемым человеком в районе был, пока враги со свету меня не сжили. За что так со мной? За то, что работу даю помоешникам, пьяницам и нищим пенсионерам?.. Что, понравилась вам эта тарелочка? Возьмете за тысячу!.. Нет? А за триста?»
«Деньги в матрасах»
Цену своим сокровищам 60-летний Станислав Геннадьевич, как сам признает, часто назначает от балды. «Есть у меня и справочники, и интернет, а все равно иной раз впросак попадешь». По незнанию почти за бесценок — 60 тысяч рублей — как-то продал он таинственному покупателю свадебный рубль Николая Второго. «А реальная его стоимость — полмиллиона рублей! Нет, миллион! Долларов! О, если б я знал! Да и про 60 тысяч я ляпнул, лишь бы тот москвич заезжий отстал. А он — раз! — и выложил деньги. За железяку! Мало ли у меня железяк, елки-палки… Вон утюгов! Вот утюг красивый».
Просто так в свою избу Станислав никого не пускает, на входе — предупреждение: «Осмотр музея — 100 рублей». За эти деньги полагается осмотреть двор, заваленный старыми вещами, сортир и три комнаты с коридором. Есть и аттракцион: стрельба из большой рогатки по «врагам народа», по портретам Ельцина и Горбачева. Единственный сегодняшний посетитель, Максим Борисов, стрелять отказывается. Молодой парень ходит по музею, ищет мельхиоровые подстаканники и редкие советские игрушки для своей коллекции, а Крайнов не отстает, торопится ему объяснить «какую страну развалили», но больше, конечно, биографию свою пересказывает. Родом старьевщик из соседних Вязников, единственный из рабоче-крестьянской семьи вышел в люди, окончил институт и по распределению как химик-технолог попал на Украину, на завод. Во время первых кооперативов взял в аренду киоск «Соки-воды», устроил там что-то вроде библиотеки: за небольшую плату давал читать самые популярные тогда книги. «Ездил я за литературой в Приднестровье, Молдавию, бегал под пулями во время путча в Москве. Я научился делать деньги из воздуха, и они меня полюбили. Я возил их и чемоданами, и рюкзаками, и в матрасах». Станислав утверждает, что даже купил прогулочный теплоходик «Скульптор Лысенко» на Днестре, катал туристов. Но двухпалубное плавсредство в итоге отобрали бандиты, жена полюбила другого, торговля книгами пришла в упадок, а украинские националисты совсем оборзели. Тогда несостоявшийся «владелец заводов, газет, пароходов» вернулся в родные Вязники, правда, уже в качестве украинского эмигранта. «Представьте: мне под полтинник, нищий, без документов, без работы. Мать кое-как кормила меня на свою пенсию, а помрет она, думаю, и что? Я с собой всегда носил свидетельство о рождении, аттестат,