Россия и мир | Веха
Наш друг Фидель
За долгие годы, прошедшие после кубинской революции, СССР рухнул, а очередной американский президент сам приехал в Гавану с визитом. 13 августа Фиделю Кастро исполняется 90 лет. Какие тайны хранит история отношений команданте и советских лидеров?
В США сменилось десять президентов с тех пор, как в начале 1959 года Фидель Кастро Рус возглавил революционную Кубу. Сегодня дипломатические отношения Кубы и Америки восстановлены. В год 90-летия команданте президент Барак Обама побывал на острове с визитом. Пример с неполной дюжиной американских президентов при одном Фиделе в Гаване стал общим местом. При этом не говорят о том, скольких советских вождей он знал за эти годы лично и скольких из них пережил. Хрущев, Брежнев, Косыгин, Андропов, Черненко. Михаилу Горбачеву Фидель на весь мир заявил: «Если я — Сталин, то все мои враги в прекрасном состоянии здоровья».
А ведь для выживания кубинской революции в 90 милях от Флориды отношения с Москвой, от которой Кубу отделяет 8 тысяч километров, были не менее важны, чем противостояние с Вашингтоном.
Superstock RM / Diomedia
Главный вопрос
Что же скрывалось за фасадом нерушимой дружбы и ее лозунгом «С Советским Союзом на вечные времена»? Недоверие и постоянные требования гарантий безопасности для Кубы. Об этом говорят рассекреченные документы политбюро ЦК КПСС из советских архивов.
Приведем лишь одну стенографическую запись размышлений Хрущева 26 октября 1962 года в узком кругу товарищей. Уточним: сказано это было в разгар Карибского кризиса (26 октября 1962 года после прочтения ответа на письмо Кеннеди от 25 октября).
«Удивительный человек Кастро… Вчера прислал нам предложение начать ядерную войну. Это уже не от хорошей жизни. Что в ноябре на Кубу будет вторжение… Что это — умопомрачение или отсутствие ума? Из[-за] этой переписки волновались китайцы за нас, что русские втянули и развяжут ядерную войну… Я читал сводку Министерства обороны, и они пишут, что полетов над Кубой нет. Видимо, мое заявление президенту они учли. Одним словом, мы закончили эту операцию, и цель поставленная достигнута, то есть мы вырвали у Америки заявление о том, что они не будут вторгаться и других будут удерживать от вторжения на Кубу».
Смещение Хрущева, а по сути, партийно-государственный переворот в Москве, в Гаване вызвал замешательство.
15 октября 1964 года наш посол на Кубе Александр Алексеев шлет шифровку Брежневу:
«Встретился с Ф. Кастро и сообщил ему содержание Вашей телеграммы. В связи с тем, что буржуазные информационные агентства сегодня с утра начали передавать сообщения о предстоящих изменениях в Советском правительстве, Кастро еще до получения вашей телеграммы позвонил в посольство и поинтересовался, нет ли у нас каких-либо сведений по этому вопросу. При этом он высказал опасение, что, вероятно, т. Хрущев Н.С. болен, а всякие догадки агентств он оценил как политическую спекуляцию. При встрече после получения нашей информации Кастро показал свою озабоченность, склоняясь опять-таки к мысли о серьезной болезни т. Хрущева».
Москва поручает Алексееву дать разъяснения. И 19 октября он докладывает в Кремль о новой беседе с Фиделем:
«17 октября ночью он попросил еще раз заехать к нему. Кастро уже прочел изложение передовой статьи ”Правды“ и был очень озабочен, так как понял, что уход т. Хрущева был вызван не тяжелой болезнью, как он думал, а другими, политическими соображениями. <…> т. Хрущев, особенно за последнее время, стал среди кубинцев своеобразным кумиром и олицетворением дружбы с Советским Союзом. В этом, конечно, повинна, заметил он, ваша и наша пропаганда. Выступать сейчас на Кубе против т. Хрущева и объяснять его недостатки, особенно после того, что я говорил о нем кубинскому народу,— это равносильно тому, что высечь себя».
В эти же дни в Москве находился кубинский президент Освальдо Дортикос. Он прилетел еще при Хрущеве, в программе визита значилась встреча с Никитой Сергеевичем. А улетел уже при Брежневе, после беседы с «коллективным руководством». В Москву конфиденциально сообщат о настроениях Дортикоса:
«Дортикос рассказал, что он первое время был в очень затруднительном положении, полагая, что отказ во встрече с т. Хрущевым был вызван изменением нашей политики по отношению к Кубе. Он принял это за оскорбление и намеревался, если подтвердятся его подозрения, немедленно уехать из страны. Затем все выяснилось, и он получил разъяснения, которые, однако, считает не полными».
В те же нервные октябрьские дни 1964 года посол Александр Алексеев доложил в Москву о словах Эрнесто Че Гевары: «Для нас не является секретом, что в СССР есть люди, которые не проявляют энтузиазма в отношении кубинской революции, поскольку Куба помимо экономической обузы для СССР является еще потенциальным очагом мировой термоядерной войны».
Кремлевский переворот напоминал нашим заокеанским друзьям опереточные путчи в банановых республиках. Кубинский лидер не прислал поздравительной телеграммы новому первому секретарю и новому председателю Совета министров. В ноябре в Москву приехал Че Гевара. Он прочитал кремлевским товарищам лекцию не только о международном положении, но и о заслугах товарища Хрущева.
