Россия и мир | Коллизия
Фаворит без свойств
Выборы восьмого президента Пятой республики вышибли из французской политики двух бывших президентов и трех бывших премьеров, по ходу похоронив партии, которые правили страной около полувека. Решающее голосование — 7 мая. Перед ним неясно одно: кто же в конце концов установит свой флаг на всех этих руинах?
Знакомая журналистка из парижской газеты Le Monde вывела для этой кампании формулу, которая имеет все шансы запомниться. Когда наблюдаешь за этими танцами на вулкане, сказала она о гонке, иногда кажется, что смотришь фильм Квентина Тарантино.
Впечатление и в самом деле такое, будто сценарий фильма категории «B» отрабатывается, причем сразу на публике. Схема такая: едва тот или иной персонаж начинает потихоньку выдвигаться на первые роли, как в него кто-то всаживает патрон типа «магнум» из большущего револьвера — так, чтобы было как можно больше дыма и грохота. Бац! — и фаворит на земле. Некоторые избиратели горько рыдают, но большинство аплодирует: кто на новенького?
Не сговариваясь, французы как будто задались целью превратить десятые выборы главы Пятой республики (Франсуа Миттеран и Жак Ширак получили от нации по два мандата) в игры на выбывание. Многие считают, что и сама Пятая республика при смерти — «сшитая под де Голля» Конституция 1958 года «великовата» для нынешних кандидатов, почти все норовят «перешить» ее под себя. А комментаторы соревнуются в веселых диагнозах: «танцы на вулкане», «большая постирушка», «все вверх тормашками»…
Между бунтом и революцией
Так что это за игра и почему в нее так азартно включилась вся Франция? Что за странный артхаус в момент, когда по примеру Америки, изумившей мир результатами своего последнего волеизъявления, одна страна за другой делает стратегический выбор? Всюду он формулируется по-разному, но, в общем, все больше просматривается: в будущее ведут два пути — либо все более бездушная, но эффективная глобализация, помноженная на формализованную толерантность; либо все более массовое и от безнадежности агрессивное желание вернуться к национальным корням, политикам, производству.
Для Франции, шестой экономики мира (вторая в ЕС), где такого рода развилки в развитии всегда формулировали идеологично и ярко, этот выбор мучителен, тем более что паузы невозможны: еще одного Франсуа Олланда — этого «президента утраченного времени», как его метко припечатали в родной прессе — стране просто не пережить. Глава государства, одним из первых вопросов которого при въезде в Елисейский дворец в 2012 году был вопрос «Как можно незаметно отсюда выйти?» (не знавшие тогда о его новой пассии, актрисе Жюли Гайе, сотрудники год пребывали в шоке),— так вот, пять лет спустя президент, кажется, нашел нужную дверь. Он ушел незаметно, так и не объяснив французам, зачем приходил.
Франсуа Олланд — первый президент, решивший не выставлять свою кандидатуру на переизбрание. При нем реформы то начинались, то прекращались, они были то в пользу бедных, то за их счет, что не мешало ему оставаться неформальным лидером соцпартии, которая по итогам всех этих маневров окончательно потеряла свой левый смысл. Итог: к этой весне в ЕС, от Испании до Германии, кризис потихоньку сменяется экономическим ростом, а уходящий президент, так и не обеспечив подъема, вдохновенно торгуется с Евросоюзом о том, как засчитывать бюджетные показатели.
Пожалуй, главный итог его руководства — самовоспроизводство. Политика, более похожего на Франсуа Олланда, чем его бывший советник и министр экономики Эмманюэль Макрон, ныне фаворит второго тура выборов, было бы трудно найти. С той поправкой, что ученик превзошел учителя: он, похоже, тоже без свойств, но умеет подавать это не как аппаратный талант, а как знамение времени. Не случайно за ним не партия родом из Рабочего (Второго) интернационала позапрошлого века, а как сейчас модно — Движение. Многие, впрочем, считают, что точнее «Вперед!» Макрона определяет другая формула — «электоральный стартап».
Как бы то ни было, принципиальный вопрос это не отменяет: как же так вышло, что на кону — судьбоносный выбор лидера и стратегии на ближайшую пятилетку, а избиратель отплясывает «цыганочку с выносом», отвергая одного за другим претендентов на спасение нации?
Однозначный ответ в предвыборном угаре вывести трудно, но у аналитиков, способных подняться над сюиминутным раскладом, все чаще проскальзывает тревожная интонация — господа, а вам не кажется, что в воздухе носится что-то вроде созыва Генеральных Штатов, как накануне той революции, что снесла у нас с вами монархию два с лишним века назад?
Только не надо про популизм, про Frexit (выход Франции из ЕС на манер Великобритании) или «прецедент Трампа» — все это не более чем симптомы протеста. Люк Рубан, директор Национального центра стратегических исследований Франции и автор исследования «Демократия между своими», уверен: корни недовольства в другом. Они — в реакции масс на приватизацию элитами демократии, постов, развития, общественного мнения. Не случайно опросы показывают, что с 1995 года голосование за «Национальный фронт» смещается в малые города, сельские коммуны и пригороды — ту Францию, которая чувствует себя отрезанной от принятия решений, перспектив, услуг, занятости, удобной инфраструктуры.
В том же контексте следует прочитывать и результаты первого тура нынешних выборов главы государства во Франции: «кандидаты системы» (республиканец Франсуа Фийон, центрист Эмманюэль Макрон и социалист Бенуа Амон) собрали столько же голосов, сколько и полдюжины «антисистемных кандидатов». Формула протеста по типологии разная (от ура-патриотического у Марин Ле Пен до чегеваристского у Жан-Люка Меланшона), но суть одна: представительная демократия не работает, потому что представительство заблокировано профессионалами от политики, бизнеса и медиакратии. Нужна прививка — то ли авторитаризма (как при де Голле, когда государство нивелировало неравенства), то ли гражданского общества в виде прямой демократии, то ли чего-то еще, что еще не придумали. А пока, будьте любезны, скан Франции на сегодня: по итогам первого тура это четыре полюса, представленные четырьмя кандидатами, взявшими примерно по 20 процентов каждый.