Не просто банан. Что означают наши сны?
Исследования показывают, что сны отражают даже те убеждения и воспоминания, к которым нет сознательного доступа
Изучение снов напоминает притчу «Слепые и слон», в которой слепые мудрецы трогают разные части слона и пытаются понять, как же тот выглядит. Один касается уха, второй — ноги, третий — хобота. Сложить части и получить о слоне цельное представление не выходит. И сновидение — такой же слон, которого мы пытаемся нащупать то с одной стороны, то с другой. Зачем нужны сны? Откуда берутся их сюжеты? Почему одни связаны с повседневными тревогами, а другие — такие причудливые, что не поддаются разумному объяснению? Reminder собирает единую картину.
Сон как воплощение желаний
Фрейд был уверен: сны — богатый материал для анализа. Сновидение — это осуществление желания, писал он. Ребенок, которому накануне не хватило времени насладиться поездкой на лодке, на следующее утро рассказывает, как во сне катался по озеру. А человек, измученный жаждой, во сне жадно пьет. Но чаще желание предстает во сне не в очевидной, а в зашифрованной форме — из-за защитных механизмов психики, стремящихся не допустить это желание до сознания.
Желание, скрытое от сознания, обычно запретно — табу на него налагает культура. Порой мы даже не предполагаем, чего желаем, — осознание этого вызвало бы серьезный внутренний конфликт. Такие желания исполняет сновидение, пряча их под масками и шифрами. А поскольку у нас разные представления о хорошем и плохом, то запретными для одного могут оказаться желания, совершенно обычные для другого.
Фрейдовское осуществление желания можно расшифровать и так: во сне мы мечтаем. И исследования активности мозга во сне подтверждают сходство сна и фантазии. Когда мы видим сны, активна дефолт-система мозга —нервная сеть, которая задействована при «блуждании ума» во время бодрствования. Мы расслаблены и не сосредоточены на решении задач — и она включается. Мы погружаемся в себя, ум как бы сам по себе скользит по ассоциативному событийному ряду. Во сне происходит то же блуждание ума. Мозгу нет большой разницы, мечтаем мы или видим сны — только в первом случае мы все же способны контролировать фантазии и допускать в них лишь то, что для вас приемлемо.
Дефолт-система у людей сконструирована по-разному и включает пережитый опыт. Поэтому и наши сны такие разные, в 70% случаев — не об абстрактных политике или экономике, а о своих заботах, считает автор основанной на сходстве сна и блуждания ума теории сновидений Уильям Домхофф. Вполне сочетается с практикой современного психоанализа: сны расшифровывают только с опорой на личную историю и переживания. Нет универсальных значений. Слон, приснившийся вам, и слон, приснившийся вашему другу — два разных слона.
Но есть ли смысл в анализе слонов? Может, приснившийся слон вовсе ничего не значит? Есть и такие версии. Гипотеза активации-синтеза, которую в 1977 году предложили гарвардские психиатры Джон Хобсон и Роберт Маккарли, гласит: сны — результат реакции переднего мозга на спонтанную активность, инициированную стволом мозга. Проще говоря, сновидения — лишь набор случайных образов. Они возникают лишь потому, что мозг активирует то одни, то другие нейронные группы — без всякой логики. Именно поэтому сны бывают такими нелепыми, и именно поэтому бесполезно искать в них смысл.
Гипотеза активации-синтеза не сдавала позиций в научном сообществе, пока на рубеже XX и XXI веков ее не попытался опровергнуть нейропсихолог и психоаналитик Марк Солмс. Вот что он обнаружил. Люди с повреждением белого вещества в вентромедиальной префронтальной коре переставали видеть сны — хотя у них сохранились и БДГ-фаза, и ствол мозга, который должен инициировать сновидения, если гипотеза активации-синтеза верна. При этом белое вещество, которое было повреждено у лишенных сновидений людей, — важнейшие нейронные пути системы вознаграждения. Эта система отвечает за желание приятного стимула, удовольствие в ответ на этот стимул, и закрепление поведения, которое вызвало стимул.