Возвращение
В пятнадцати километрах от лесного кордона, где прошли мои детство и юность, находилось место, называемое в округе Гнилым урочищем. Там среди болот и холмов в куртинах хвойного леса жила семья барсуков. Отец предупредил, чтобы я ни в коем случае не беспокоил зверей, не нарушал привычного уклада их жизни. Поэтому приходилось наблюдать за ними лишь изредка, да и то издалека. Кроме того, ни дорог, ни тропинок до Гнилого урочища не было — пока доберёшься, изрядно намаешься. И всё-таки, несмотря на все препятствия, кое-что подсмотреть мне удалось…
Я видел, как барсуки грелись на солнышке, как родители заботливо ухаживали за малышами и оберегали их от опасности; как поздно вечером, перед тем как отправиться на кормёжку в лес, они долго не решались покинуть жилище. Каждый раз, высунув голову из норы, принюхивались, прислушивались.
Чтобы узнать об этих хищниках больше, я стал читать разную литературу. И вот что узнал: барсук относится к семейству куньих, но разительно отличается от своих в основном стройных, ловких, вертлявых родственников — куницы, горностая, соболя, ласки, хорька, харзы. Барсук приземистый, с виду неповоротливый, с короткой шеей, относительно коротким лохматым хвостом, да и весит гораздо больше своих собратьев. Наверное, исходя из внешних данных, Альфред Брем в «Жизни животных» описал барсука так: «Движения барсука медленны и неуклюжи; на ходу он волочит ноги и переваливается; самый быстрый бег его совершается так медленно, что хороший ходок всегда может догнать его. Общее впечатление, производимое этим животным, своеобразно: сначала можно подумать, что видишь перед собой скорее свинью, чем хищное животное; свинью же напоминает и хрюканье барсука». Я хорошо запомнил эти слова.
Через много лет, в очередной раз оказавшись в родных местах, я однажды буквально нос к носу столкнулся с барсуком, и он совсем не показался мне медлительным и неуклюжим. Я бы даже сказал, скорее наоборот.
Как-то жарким летним днём, стоя в воде с удочкой среди зарослей рогоза на лесном озере, я, как говорят рыбаки, облавливал «окна», свободные от растительности. Клевало плохо, и за несколько часов мне удалось поймать всего полтора десятка мелких ершей и окушков, которых сразу без сожаления и отпускал. С трудом преодолевая дремоту, я всё-таки следил за поплавком, ничто другое не привлекало моего внимания.