«Задний двор» с видом на Кремль
Как Латинская Америка стала новой «лабораторией» в противостоянии мировых держав
Латинскую Америку долго называли «задним двором США». Сейчас она возвращается в мировую политику в другой роли — не как экзотическая декорация, а как сцена, где разыгрываются свежие геополитические сюжеты. США слабеют, Китай расширяет зону экономического влияния, Россия неспешно ищет карты «старых троп», которые некогда приводили к успеху.
А Латинская Америка всегда чувствовала перемены раньше остальных — будь то колониальные войны, революции или глобальные сдвиги. Сегодня это лаборатория новой многополярности, где пересекаются интересы Пекина, Москвы и Вашингтона. Только вместо оружия — кредиты, технологии, энергетика, гуманитарное влияние.
Кризис вокруг Венесуэлы является ярким прообразом большой конкуренции мировых держав. Для США режим президента Мадуро — раздражитель и вызов, для России — «мост» в Западное полушарие. Решится ли Вашингтон на новую интервенцию? Как Россия может вернуть утраченные позиции в Латинской Америке? И, главное, что значит быть дипломатом, когда твоя миссия проходит не на фронтах, а между ними?
На эти вопросы отвечает человек, который знает Латинскую Америку не по газетным сводкам, а по основательной дипломатической работе, закулисным переговорам и политическим бурям, — Ян Бурляй, директор Центра ибероамериканских программ Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ), Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Аргентине (1993–1996), Парагвае (1993–1996 по совместительству), Уругвае (2000–2005) и Эквадоре (2008–2015)
Венесуэла не сдастся
Петр Скоробогатый: Несмотря на все, что мы знаем о США, как-то трудно представить, что они позволят себе напасть на Венесуэлу. Какие у вас ожидания?
Ян Бурляй: Я склоняюсь к тому, что это больше угроза, чем реальная возможность. Есть очень много факторов, которые противоречат такого рода гипотезе. В первую очередь это площадь Венесуэлы. Она в три раза больше, чем Франция. Контролировать ее США никогда не смогут. Там в свое время действовали партизанские отряды, и небезуспешно. Вторжение, конечно, возможно, но желаемых целей оно не достигнет.
П. С.: Я так понимаю, что все-таки главная цель Вашингтона не интервенция, а смещение руководства страны под военным давлением. Готовы ли граждане Венесуэлы поддержать президента Мадуро с учетом внутренней политической разобщенности?
Я. Б.: Действительно, страна во многом разделена, значительная часть общества выступает против нынешнего режима. Но не надо забывать, что эмиграция из Венесуэлы в последние годы ослабила оппозицию, она уже не столь сильна, как пять-десять лет тому назад. В любом случае сопротивление со стороны руководства страны, приверженных ей вооруженных сил, специальных служб будет весьма серьезное. Это можно даже не обсуждать.
Я хочу напомнить, что перед агрессией США против правительства Ирака в свое время были длительные бомбардировки, так же как и в Белграде, кстати. Боюсь, что вот этого исключать нельзя.
П. С.: То есть американцы сначала всегда готовят «плацдарм»… Да, многие люди знают о Венесуэле как о диктатуре, а мы тут говорим про оппозицию, напоминаем о выборах и ожесточенной борьбе политических сил. Что же это за диктатура такая?
Я. Б.: Я думаю, такое мнение является результатом информационно-пропагандистской войны, которую США ведут против действующего режима в Венесуэле. У них в этом большой опыт со времен Второй мировой войны. Я всегда вспоминаю классическую работу Пола Лайнбарджера «Психологическая война», переведенную еще в советское время. В первую очередь надо подорвать доверие в народе к руководству страны, подорвать единство в обществе, вызвать колебания, сомнения.
П. С.: То есть Венесуэла — это все-таки демократия со своей латиноамериканской спецификой.
Я. Б.: Я думаю, что такое утверждение допустимо, хотя есть и другие мнения на этот счет.
Роберт Устян: Почему наличие выборов не делает систему авторитарной? Например, очень жесткой критике режим Венесуэлы подвергла Бразилия. А Лула Да Силва, мягко говоря, не американский агент влияния. Турция проводит огромное количество выборов, но это не мешает Эрдогану быть одним из самых жестких авторитарных правителей, он посадил десятки тысяч людей, в том числе мэра Стамбула.
П. С.: Для меня гораздо более показателен тот факт, что, когда оппозиционера Хуана Гуайдо, проигравшего выборы, Запад признал президентом, Мадуро не зачистил любое политическое сопротивление, хотя это было бы объяснимо.
Р. У.: Но он пытался это сделать. В 2024 году в Венесуэле был принят так называемый закон против фашизма. Власти разрешили любые высказывания оппозиции приравнивать к «фашистским» и сажать людей в тюрьму за это.
Я. Б.: Да, такой закон существует, и не только в Венесуэле, для подрыва позиции противников существующего строя, но это еще не позволяет нам характеризовать режим как авторитарный. Такого рода законы, тем более если они принимаются парламентом и впоследствии утверждаются президентом, вправе принимать любая страна, в которой правительство стремится побороть экстремистские или террористические настроения. Вопрос в конечном счете не в законодательстве, а в реальных жертвах, преследованиях, притеснениях, которым подвергаются те или иные оппозиционные силы.
Ведь в таком случае к числу авторитарных стран можно причислить многие режимы и в Азии, и в Африке, и на Ближнем Востоке. И мы будем вправе задать вопрос: почему политика США именно в отношении Венесуэлы отличается от политики в отношении той или иной страны, где явно наличествует авторитарная власть, попирающая гражданские права, права человека, свободы? Тогда мы с вами ответим: поскольку эта авторитарная власть действует в интересах американских транснациональных корпораций, в Вашингтоне закрывают глаза на такого рода правонарушения.
А в Венесуэле провозглашено строительство боливарианского социализма, провозглашены революционные принципы строительства общества, но главное для Вашингтона то, что их политика направлена против империалистического курса США.
П. С.: Это зафиксировано в конституции?
Я. Б.: В практической политике и в неоднократных заявлениях руководства Венесуэлы. Я хочу напомнить великолепную фразу, которую произнес основатель боливарианского социализма Уго Чавес. Взойдя на трибуну Генассамблеи ООН после президента США, он сказал: «Пахнет серой, здесь был дьявол». Как должно американское руководство реагировать на подобного рода заявления?
Но это как бы шутка, а главное же для Вашингтон состоит в том, что руководство Венесуэлы разделяет практически все подходы российского руководства к актуальным международным проблемам и является нашим стратегическим партнером. Вот что вызывает гнев американцев.
Гибкость вместо пушек
П. С.: Межгосударственные соглашения, которые мы только что заключили с Венесуэлой, носят скорее социально-гуманитарный характер. В них ничего не говорится о военной взаимопомощи. Хотя такое сотрудничество в каком-то масштабе имеет место. Видите ли вы возможность для России оказать Венесуэле поддержку в случае интервенции или чтобы остановить ее?
Я. Б.: Военно-техническое сотрудничество развивается весьма успешно, соответствующая продукция активно поставляется в эту страну. Все это укрепляет обороноспособность государства и его возможность отвечать на возможную интервенцию.
П. С.: Просто у нас перед глазами свежий пример Сирии, страны, с которой мы выстраивали куда более плотное военное сотрудничество, а она внезапно развалилась. Не получится ли так, что под малейшим давлением Соединенных Штатов либо венесуэльская армия предаст, либо часть граждан, которые ориентируются на оппозицию, скажут: окей, мы согласны с тем, чтобы пришли американцы и сместили Мадуро? Есть ли уверенность в крепости венесуэльского режима?