«В станкостроении науки не существует»
Прикладной науке, по крайней мере в ее советском понимании, в современных условиях места быть не может, в том числе в станкостроении
Российское станкостроение стоит перед серьезным вызовом: отрасли необходимо обеспечить экономику современными средствами производства. И это задача не текущего момента — такая цель декларируется на разных уровнях уже давно, однако потребители по-прежнему отдают предпочтение иностранным станкам и инструменту. Как российскому станкостроению наверстать упущенное и за счет чего стать конкурентоспособным — вопрос пока открытый.
В Советском Союзе была мощная прикладная наука, обеспечивающая разработку новых изделий в разных отраслях экономики. Она в значительной мере рухнула. Чтобы обсудить причины этого явления на примере станкостроения, мы встретились с Александром Андреевым — в недавнем прошлом проректором МГТУ «Станкин», а в настоящее время — научным руководителем компании НПК АМС, которая занимается автоматизацией промышленных процессов и производств. Разговор мы начали с обсуждения того, что же случилось с отраслевой наукой и почему.
ООО «Научно-производственная компания “Автоматизация и модернизация станков”» (ООО НПК АМС) создано в начале 2019 года группой специалистов — выходцев из МГТУ «Станкин». Область деятельности компании сегодня — разработка импортозамещающего оборудования для промышленной автоматизации и комплектующих изделий для него с целью дальнейшего производства и реализации на рынке собственными силами. Объекты разработки — модульная система числового программного управления (ЧПУ) металлорежущими станками и промышленными роботами, промышленные роботы, программируемые логические контроллеры, сервоприводы, синхронные электродвигатели. В НПК АМС собран многопрофильный коллектив высококвалифицированных специалистов: конструкторы, электронщики, технологи и программисты. Костяк компании работает вместе более 30 лет.
— Отраслевая наука в Советском Союзе состояла из многих отраслевых институтов, приписанных к разным министерствам, которые часто дублировали друг друга. Сначала это дублирование, еще в 1930-е годы, во времена индустриализации, было элементом специально созданной конкуренции между конструкторскими командами или школами, как это было, например, в авиастроении или в оружейной отрасли, которые все время выдавали какие-то альтернативные системы. Но позже эта система дублирования складывалась стихийно, в основном, конечно, из-за усложнения структуры промышленности и науки. К 1970–1980-м годам она уже пришла в неоптимальное состояние. Если сейчас смотреть в исторической ретроспективе, то министерства, которые относились к военнопромышленному комплексу, стремились к некоему подобию натурального хозяйства, чтобы все иметь у себя.
Это хорошо видно по станкостроению. Был ведущий отраслевой институт — ЭНИМС Минстанкопрома. Но станки разрабатывались не только там. Например, для авиационной промышленности их разрабатывал НИАТ, для атомного комплекса — ЦНИИТмаш, для космической отрасли — НИИТМ (ныне «Техномаш»). То есть во всех этих отраслях возникали свои отраслевые институты, которые декларировали, что они якобы решают некие специфические задачи для отрасли, но по факту они дублировали друг друга, но при этом не конкурировали между собой.
Задача таких институтов состояла в том, чтобы создавать новые виды продукции. А новые виды продукции, вообще все виды продукции в современной рыночной экономике — это товар. Товар поступает на конкурентный рынок. И эта функция создания новых видов продукции обязательно относится к какому-то игроку на рынке. Ее нельзя обобществить. Ее можно обобществить только в условиях планового хозяйства. В рыночной экономике такая модель не работает. Вот почему я считаю, что система отраслевой науки, как она сложилась в СССР, могла быть принадлежностью исключительно планового хозяйства. Вне плановой экономики, в рыночной экономике система отраслевых институтов существовать просто не может и не смогла. Это невозможно.
— Но ведь была попытка в начале 1990-х предложить игрокам рынка: пусть обращаются за разработкой в отраслевые институты, которые тогда еще существовали. И за деньги, как некую услугу, им будут разрабатывать то, что им нужно.
— Такая модель принципиально не может работать в рыночных условиях, потому что это сразу же нарушает всю систему конкуренции между производителями на рынке. Потому что это означает, что такой отраслевой институт является держателем ноу-хау от разных конкурирующих производителей. Конкурирующий производитель, который очень сильно радеет за свои конкурентные преимущества на рынке, естественно, будет очень сильно подозревать, что его ноу-хау перетекают к конкурентам.
Конечно, в нашей рыночной экономике сегодня есть анклавы плановой экономики. Самый яркий пример — «Росатом». Там в силу того, что компания занимает естественное монопольное положение в своей области, построили нечто близкое к натуральному хозяйству.
У нас есть еще оборонно-промышленный комплекс, который фактически государственный и функционирует во многом так же, как «Росатом»: по правилам плановой экономики. И там тоже есть центры разработки, которые действительно работают как некие отраслевые институты и по сей день. Если у государства есть чем их загрузить, то они будут существовать. Будут получать некие ресурсы, будут за что-то отвечать, что-то делать, кому-то что-то передавать. Отраслевой институт в такой системе может существовать, но его надо тогда рассматривать скорее не как отраслевой институт в старом понимании, а как корпоративный центр разработки крупной корпорации. Работающий, кстати, исключительно на нужды своей корпорации, а не для всех субъектов экономики.
— Но, может, нужен был некий переходный период, который отраслевым институтам не предоставили: постепенно разрешить выход на свободный рынок. Работаешь по заказу государства, но разрешаем тебе производить и на рынок.
— На самом деле отраслевым институтам не только сразу разрешили выйти на свободный рынок, но и просто вытолкнули на него. И кстати, не полностью перестали при этом финансировать. В 1990-е годы еще по старинке существовала большая система финансирования проектов государством. Она и сегодня еще сохраняется, хотя в «гражданке» уже почти сошла на нет. Тот же самый ЭНИМС в 1990-е годы тонул медленно, потому что получал проекты от государства. Дальше ему разрешили распоряжаться излишним имуществом, он начал сдавать в аренду помещения и на этом держался. То есть он не за полгода помер. Он помирал, извините, двадцать лет. И сейчас, кроме марки ЭНИМС, уже не осталось ничего.
Умирание отраслевых институтов и всей системы советской отраслевой науки произошло не из-за того, что государство не обеспечило переход куда-то там, бросило эти институты или за счет каких-то шоковых воздействий их угробило. Нет, это был совершенно естественный процесс. Наоборот, государство (может быть, неосознанно) его очень сильно смягчило. Причиной умирания этой системы стал переход к рыночной экономике. Другой причины нет. В рыночной экономике места таким центрам разработки нет. Давайте обратимся к западному опыту. Где есть такие центры разработки? Имею в виду не университеты и не корпоративные центры, а именно специализированные отраслевые институты, занимающиеся разработкой новой продукции для всех игроков рынка.
— А, например, Общество Фраунгофера в Германии. Разве это не что-то подобное? В него же входят именно прикладные институты.
— Институты Общества Фраунгофера когда-то были задуманы как самостоятельные отраслевые институты, занимающиеся прикладными разработками по заказам игроков рынка. Но сегодня подавляющее большинство этих институтов — это центры прикладных разработок, присоединенные к немецким университетам и высшим школам, теснейшим образом связанные с ними кадрово и решаемыми задачами.