Турция: есть ли жизнь после Эрдогана?
Вопрос о преемнике нынешнего президента Турции становится все более актуальным. Изменится ли политика Анкары после смены многолетнего «раиса»?
Уже более двадцати лет Реджеп Тайип Эрдоган создает «свою Турцию» из элементов пантюркистских, панисламистских, неоосманистских и прочих «истских» идей, которые не только повышают статус национального государства, но и ложатся в основу претензий на региональное и даже глобальное лидерство. Устоит ли этот полисмысловой каркас после ухода своего архитектора с политической сцены — об этом все чаще задумываются не только внутри государства, но и во всем мире.
Специфика управленческой системы «эпохи Эрдогана», отстроенной им в XXI веке, заключается в персонификации власти и кристаллизации личного фактора в политике. После упразднения должности премьер-министра в 2018 году турецкий президент получил «контрольный пакет» полномочий, позволяющий ему не только назначать министров и высокопоставленных чиновников без одобрения парламента, контролировать и координировать фактически все сферы государственной деятельности, утверждать стратегические векторы их развития, но и самостоятельно определять направления национальной политики и полностью формировать повестку.
Неслучайно многие новые измерения во внешних контактах Анкары принято отождествлять именно с Эрдоганом. Внешнеполитическая концепция «Века Турции», провозглашенная в конце 2022 года в преддверии празднования столетия со дня основания республики, открыто продвигается на интернет-платформах государственных учреждений и в речах политиков как «проект Эрдогана». Десятки миллионов его сторонников уважительно именуют турецкого президента «раисом», то есть «главой» или «верховным», а сотни его восторженных последователей, в частности в Африке и на Балканах, в благодарность за оказываемую гуманитарную помощь и внимание к проблемам и нуждам своих регионов называют в его честь детей. Все это хрестоматийный пример того, что Макс Вебер называл харизматическим лидерством.
И все-таки даже такой длительный политический триумф конечен. Согласно положениям ныне действующей конституции, президент не может занимать руководящий пост более двух сроков, однако в случае досрочного проведения голосования либо внесения правок в главный закон страны данное положение может быть пересмотрено.
Словесного масла в огонь обсуждений подливает сам Эрдоган, то заявляя в марте прошлого года, что больше баллотироваться не будет, а то в беседе с турецким певцом на съезде правящей партии в январе 2025-го роняя загадочную фразу: «Если ты “за”, то и я “за”». Казалось бы, следующее всеобщее голосование должно состояться нескоро, еще только в 2028 году, но многие считают, что Эрдогану следует поспешить с определением своего политического будущего.
Пока что правящая Партия справедливости и развития (ПСР) остается ведущей политической силой, но и оппозиционные соперники наступают на пятки.
Общественный раскол
Интересно, что абсолютистская, казалось бы, власть правителя Турции не транслируется в рейтинги. Особенностью современного турецкого политического ландшафта является расколотость общества. Электоральные симпатии граждан республики разделены пополам на, условно, сторонников принципов кемализма и (не всегда) умеренного исламизма, что подтверждается не только результатами прошедших в 2023 году президентских и парламентских выборов, но и итогами опросов общественного мнения.
Организованные командой Эрдогана зачистки в военных и гражданских кругах, массовые увольнения и даже аресты, которые некоторые обозреватели назвали «охотой на ведьм», получили особый размах после попытки государственного переворота в 2016 году, но так и не смогли кардинально изменить баланс в пользу ПСР. Несмотря на безраздельное властвование на политическом олимпе, Эрдоган даже на пике своей популярности получал поддержку лишь немногим более половины электората.
Впрочем, неоптимистичен расклад и для главной оппозиционной силы — Народно-республиканской партии (НРП): ее активные пиар-акции по дискредитации правящей партии, указания на ошибки и неудачи ПСР в экономической и социальной сферах, а также критика не всегда оправданных внешнеполитических шагов Эрдогана хотя и привлекают значительное число сторонников, однако недостаточны для уверенной победы на выборах.
Добавляем к этой картине набирающую популярность крайне правую Новую партию благоденствия во главе с Фатихом Эрбаканом, выросшую из родственного ПСР политического движения и уже перетягивающую на свою сторону наиболее консервативные и религиозные части общества, разочарованные в «балансирующей» политике Эрдогана.
Не следует забывать и о сторонниках прокурдских сил с особой повесткой, связанной с вопросами автономии. Сегодня это третья сила по количеству мест в парламенте. В результате получаем пеструю и неоднозначную мозаику, от перестановки фрагментов которой политическая сумма, вопреки законам математики, может изменяться.
Такая гражданская разноголосица отражается на партийной системе, которая все увереннее дрейфует в сторону противостояния коалиций.
С одной стороны, ПСР остается единственной партией, способной претендовать на положение «партии масс», или «партии Турции». Выстроенный и адаптируемый к новым вызовам идеологический партийный курс вкупе со значительными административными и финансовыми ресурсами позволяет сохранять лидирующее положение в политической борьбе. В то же время признаваемая лидерами ПСР потребность в кооперации с другими партийными силами для обеспечения устойчивых позиций в парламенте указывает на снижающуюся маневренность и истощающуюся доминантность.