Между строк: «Воспоминание» Александра Пушкина
Мы продолжаем публиковать расшифровки подкаста «Между строк»: в этом выпуске Лев Оборин разговаривает с филологом и историком идей, известным пушкинистом Александром Долининым о «Воспоминании» — одном из самых загадочных пушкинских стихотворений. О чём вспоминает Пушкин — и почему «с отвращением» вспоминает свою жизнь? Что происходило с ним в тяжёлом 1828 году? Почему Пушкин отказался от удивительного продолжения этих стихов, где говорится о друзьях-предателях и ангелах-мстителях?
Воспоминание
Когда для смертного умолкнет шумный день,
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,
Но строк печальных не смываю.
1828
У стихотворения есть ещё и отброшенная черновая вторая часть, о которой мы поговорим чуть позже. Но пока что давайте поговорим о том тексте, который в итоге был напечатан в альманахе «Северные цветы» на 1829 год. Может быть, для начала стоит поговорить о том времени, когда Пушкин написал это стихотворение. В 1828 году Пушкин пишет несколько особенно мрачных вещей — таких как «Анчар» или «Дар напрасный, дар случайный…». Что вообще происходит с Пушкиным в 1828 году? Почему такие настроения у него возникают?
Вы правы, Лев. 1828-й и зима 1828/29 годов — для Пушкина это очень тяжёлое время. Мы бы, наверно, сейчас сказали, что у Пушкина midlife crisis, кризис середины жизни. И он, в общем, 30 лет, которые ему исполнялись в 1829-м, и считал серединой жизни. В «Евгении Онегине», помните — «Так, полдень мой настал». То есть 30 лет — это половина жизни. Но тут сошлись многие причины. Пушкину было просто очень-очень тяжело в это время. Тут всё сошлось: и любовные неудачи, и продолжение преследований. Потому что в это время, в мае 1828 года, когда написано «Воспоминание» и «Дар напрасный, дар случайный», самое скептическое стихотворение Пушкина, не прошло и года после окончания следствия о стихотворении «Андрей Шенье», которое подозревали в том, что оно написано вовсе не про Андрея Шенье1 и не про французскую революцию, а про восстание декабристов 1825 года. Были арестованы молодые люди, которые распространяли, как бы мы сейчас сказали, это стихотворение с надписью «На 14 декабря». Потом — расхождение, конфликт, собственно, с либеральной референтной группой. Когда Пушкина за «Стансы» обвиняли в сервильности, он написал стихотворение «Нет, я не льстец, когда царю / Хвалу свободную слагаю…». «Друзьям» оно называлось.
1. Андре Мари де Шенье (1762–1794) — французский поэт, журналист, жертва революционного террора. Родился в Константинополе, недолгое время был дипломатом в Лондоне, боролся за идеи Французской революции, но критиковал якобинцев, за что позже был арестован и казнён. За время заключения написал большое количество стихов, во Франции считался предвестником романтизма.
И это тоже 1828 год. Самое начало, если я не ошибаюсь.
Да-да. Но оно не было принято ни либеральными его товарищами, ни при дворе. Царю стихотворение понравилось, но печатать его он не разрешил. И затем последовал очень грубый и неожиданный отказ Николая, именно Николая, взять Пушкина на войну2. Пушкин очень хотел поехать на черноморский театр военных действий, когда началась война с Турцией. Он просил разрешения присоединиться к императору и его свите, которые отправлялись туда. Бенкендорф3 вроде бы ему обещал. Но затем сам Николай грубо, решительно ему отказал. Он был очень этим расстроен. Чрезвычайно расстроен.
2. Имеется в виду Русско-турецкая война 1828–1829 годов.
3. Александр Христофорович Бенкендорф (1782–1844) — государственный деятель и военачальник. Был флигель-адъютантом при императоре Александре I во время Отечественной войны 1812 года, участвовал в Заграничном походе 1813–1814 годов. В 1826 году Николай I назначил Бенкендорфа шефом жандармов и начальником новообразованного III отделения Собственной Его Императорского Величия канцелярии.
Есть такие мемуары, которые редко печатаются, одного из чиновников Третьего отделения, которого Бенкендорф послал к Пушкину — потому что в Третьем отделении узнали, что Пушкин так расстроен, что слёг и лежит в постели от этого отказа. И потом Пушкин написал достаточно решительную просьбу отпустить его в Париж. И вот тут Бенкендорф уже совсем забеспокоился и послал к нему этого человека, который уговаривал его поехать, наоборот, к Паскевичу4 на Кавказ в армию. А потом уже, если его возьмут, если он будет хорошо себя вести… То есть, понимаете, его всё обижало, со всех сторон. И он очень хотел поехать куда-то, сменить обстановку.
4. Иван Фёдорович Паскевич (1782–1856) — граф, светлейший князь Варшавский, полководец, дипломат. Командующий русскими войсками в Русско-персидской (1826–1828) и Русско-турецкой (1828–1829) войнах, подавлении Польского (1831) и Венгерского (1849) восстания.
Это то самое время, когда «Жизнь, зачем ты мне дана»?
Да-да-да. Абсолютно. Весь комплекс причин, который потом разрешился уже весной 1829 года, когда Пушкин отправился из Петербурга в Москву, потом на Кавказ, потом в армию. Потом он уже вернулся, но в лучшей форме, я бы так сказал. Но всё это было, конечно, ему очень тяжело.
То есть у Пушкина есть очевидное желание переменить свою жизнь в это время? Если я правильно понимаю, он в этом же году, уже в его конце, знакомится с Натальей Гончаровой.
Да-да, в декабре 1828 года. Но, конечно, когда он пишет «Дар напрасный…» или когда он пишет «Когда для смертного умолкнет шумный день…» — ещё никакой Гончаровой и в помине не было. А он ухаживал и сватался к Олениной5.
5. Анна Алексеевна Андро (девичья фамилия — Оленина; 1807–1888) — дочь президента Петербургской академии художеств А. Н. Оленина. Возлюбленная Пушкина в 1828–1829 годах. Адресат его стихотворений «Её глаза», «Пустое Вы сердечным ты…», «Не пой красавица при мне», нескольких строф «Онегина».
Имя которой в стихах этого времени тоже постоянно возникает. И ему отказали, насколько я понимаю, тоже из-за политической неблагонадёжности, как бы сейчас сказали.
Да, а потом ведь, вскоре после того, как расследование по «Андрею Шенье» завершилось, начался скандал с «Гавриилиадой»6. И всё это одно за другим, одно за другим.
6. Поэма Пушкина, за которую он был обвинён митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Серафимом в богохульстве. Сам поэт от факта сочинения поэмы открещивался, писав, что она ходила между офицерами Гусарского полка: «…Ни в одном из моих сочинений даже из тех, в коих я наиболее раскаиваюсь, нет следов духа безверия или кощунства над религией», однако в письме к Николаю I признал своё авторство. «Гавриилиада» была опубликована в 1917 году.
Тут хочется посмотреть уже на сам текст стихотворения. Оно действительно построено как покаяние — но в чём именно, Пушкин здесь умалчивает. Он говорит при этом об отвращении к той жизни, которую вёл до этого: «Я трепещу и проклинаю». Вот этот трепет некоторые исследователи, например Рената Гальцева, считают признаком того, что это стихотворение покаянное, обращённое к Богу. Но в чём же, собственно, Пушкин кается, что он с таким отвращением вспоминает?
Понимаете, если считать законченную часть стихотворения, то, что вы прочитали, текстом, не имеющим продолжения, то я думаю, что о покаянии речи тут быть не может. Воспоминание может быть печальным, воспоминание может быть ужасным. Но воспоминание ещё само по себе не даёт покаяния.
Пушкина обвиняли в том — тоже кто-то из православных исследователей, кажется Непомнящий7, — что он отказывается от покаяния, потому что не хочет «смывать печальные строки». Но ведь он «не смывает» из свитка своей жизни, свитка воспоминаний печальные именно строки. Лев Николаевич Толстой говорил, что это замечательное стихотворение. Он тоже считал, что оно о покаянии, но Пушкин выбрал неверный эпитет: нужно было «печальные строки» заменить на «постыдные». Тогда бы получилось покаяние. А без этого, без замены эпитета, покаяния нет.
7. Валентин Семёнович Непомнящий (1934–2020) — литературовед-пушкинист. Автор книг «Поэзия и судьба. Статьи и заметки о Пушкине», «Пушкин. Русская картина мира» (за неё в 2000 году получил Государственную премию), «Да ведают потомки православных. Пушкин. Россия. Мы», «На фоне Пушкина». Работал в журнале «Вопросы литературы» и Институте мировой литературы РАН. С 1988 года председатель Пушкинской комиссии ИМЛИ.
Теперь смотрите. Значит, единственное, что здесь говорит о каких-то угрызениях, какой-то вине — это метафора, стёртая такая, довольно банальная, много раз уже использованная раньше: «змеи сердечной угрызенья». Да, это так. Угрызения всё-таки чаще всего связываются с совестью. Но это могут быть и не только угрызения совести. Вот я посмотрел «Исторический лексикон. XVIII век». Он много раз издавался. Это объяснение разной традиционной символики. В том числе там, конечно, есть символ змеи. И первое его значение — это зависть. Здесь о зависти речи нет. В «Лексиконе» сказано также: «Угрызения совести и печаль». Печаль «изъясняется также змеёю, терзающей внутреннее». То есть как раз сердце, душу — внутреннее — как у Пушкина.
Так что, может быть, речь идёт не только об угрызениях совести. Но и о печали, потере. О том, что могло бы быть и не случилось. Но что именно, мы не знаем. И в этом-то сила этого стихотворения. В этом сила первой части стихотворения. Она нам не даёт узнать, что именно написано в этом свитке. Мы можем сказать только, что в этом свитке не написано ничего радостного. Потому что, читая этот свиток, Пушкин испытывает отвращение, он проклинает, потом дважды повторяется «и горько жалуюсь, и горько слёзы лью». Это печальное, грустное воспоминание.
В этом смысле эта элегия отличается от других элегий с тем же названием. Там была у Вяземского даже не элегия, послание, так сказать, «К воспоминанию», на которое Жуковский отвечал. И там речь шла о радостных воспоминаниях молодости, которые противопоставлялись какому-то ужасному или неприятному настоящему. Разочарование, ресентимент такой, если использовать это словцо, которое Ницше пустил, — это настоящее. А в прошлом, в воспоминании всё радостно, солнечно. И вот об этом говорят и Жуковский, и Вяземский, и многие другие поэты элегической школы. А у Пушкина это какие-то плохие воспоминания.
Но тут любопытно, что какие-то ключи к этому стихотворению — ключи библейские. Скажем, Олег Проскурин8 заметил параллель у Державина в стихотворении «Евгению. Жизнь Званская», где поэт радуется тому, что в его жизни никогда не было, «чтоб чёрная змия мне сердце угрызала». А у Пушкина она грызёт. И у того же Державина в религиозном стихотворении «Успокоенное неверие» говорится о жизни неверующего:
Такая жизнь — не жизнь, но яд: