Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Валентин Гафт. Круглосуточный артист
О Валентине Гафте — уникальном актере, поэте, авторе едких эпиграмм и сложном человеке, который больше всего на свете любил искусство и был предан ему до последнего вздоха, рассказывают его коллеги — народный артист РФ Авангард Леонтьев и заслуженные артисты РФ Максим Разуваев, Саид Багов и Василий Мищенко. Не ждите от их воспоминаний елея и дежурных комплиментов, повторимся: Гафт был человеком непростым. Но что в них есть — это непреходящее восхищение.
— В сентябре исполняется 90 лет со дня рождения Валентина Иосифовича Гафта. Авангард Николаевич, вы знали его много лет. Дружили?
Авангард Леонтьев: Я не могу этим похвалиться, но у нас были хорошие товарищеские и партнерские отношения. Между нами было понимание и, конечно, театр, который занимал обоих. Мы оба много лет были актерами «Современника».
— Но первых успехов Гафт добился в кино...
Авангард Леонтьев: Этому способствовал его типаж. Он был хорош собой, высок ростом, широкоплеч, у него было очень запоминающееся лицо, которое ни с кем не спутаешь. У него были бицепсы, он постоянно подтягивался на штанге-карнизе в «Современнике», я часто заставал его за этим. Валя был всегда в форме. Его, такого мужественного двухсотпроцентного мачо, стали снимать сразу после того, как он сыграл в эпизоде у Михаила Ромма в фильме «Убийство на улице Данте». Даже Александров успел его снять с Любовью Орловой в каком-то неудачном фильме. Валя играл у главных наших режиссеров, и всегда хорошо и интересно.
Максим Разуваев: Авангард Николаевич, вы упомянули его бицепсы. Будучи много лет актером «Современника», я часто путешествовал с театром по стране. На больших гастролях все обычно уходили в магазины, смотрели достопримечательности, а мы с Валентином Иосифовичем встречались в тренажерном зале, причем совершенно случайно. И это происходило, даже когда он уже был в возрасте. Гафт гордился своей физической формой. А после 60 лет уже ходил по залу и символически трогал тренажеры. И с ним всегда была Ольга Михайловна, стояла в сторонке.
Саид Багов: Он круглосуточный артист! Это была постоянно совершенствовавшаяся душа. Валентин Иосифович был очень требовательным к себе самоедом, в отличие от многих и многих артистов. Он понимал, что критика — это движение вперед. Сыграв свою первую роль в фильме «Убийство на улице Данте», просто ужаснулся, увидев себя на экране. Мало того, во время съемок второй режиссер тихо сказал: «Как мы ошиблись с этим мальчиком!» Гафт это услышал и на всю жизнь запомнил. Эта фраза бежала красной строкой перед его глазами каждый раз, когда он оказывался в пятом павильоне «Моcфильма».
Мало кто знает, что Гафт должен был петь романс в фильме Мотыля «Звезда пленительного счастья». Композитор Шварц писал музыку для него. Валентин Иосифович приехал на «Мосфильм», постоял у павильона и уехал — почувствовал, что эта вещь не его... И в фильме пел Володя Качан.
В юности Гафту довелось играть в Театре Моссовета с Любовью Орловой. Он пригласил на постановку свою девушку. После окончания спектакля Гафт увидел ее в слезах:
— Что такое, почему ты плачешь?
— Валечка, я тебя очень прошу, не играй ты больше, ты такой бездарный!..
У него всегда была невероятная творческая устремленность. Он рассказывал, как подростком делал вид, что очень интересуется Пушкиным. Когда домой приходили гости, брал толстый том и проходил мимо с задумчивым видом, не глядя на них. Мама говорила: «Тихо! Тихо! Валечка читает «Онегина». Пройдут годы, и на радио Гафт сделает замечательную работу по «Евгению Онегину».
Когда он решил пойти в Школу-студию МХАТ, родители даже не знали, куда сын поступает, — он готовился сам. В парке «Сокольники» случайно увидел Сергея Столярова, игравшего главную роль в фильме «Цирк». Не зная его имени, бросился со словами: «Дяденька! Помогите мне подготовиться к экзаменам, я не знаю, как читать басню». Получив согласие, он собрался начать читать. «Но зачем же здесь? Запишите телефон и приходите», — сказал знаменитый артист. И действительно помог с басней. Так же Гафт, будучи мальчишкой, приезжал к Ираклию Андроникову за помощью, как мне потом рассказывала Екатерина Андроникова.
— И он вырос в большого артиста. Авангард Николаевич, что вы цените в нем как в актере?
Авангард Леонтьев: Валя нравится мне во всех ролях, я видел, как он использует материал роли. Он играл собой — по школе Станиславского и Немировича-Данченко. Не какой-то там образ притягивал к себе, а себя к образу, такая диффузия. А это главная заповедь Художественного театра, его идеи. Валя был правильным выпускником Школы-студии МХАТ, он ее впитал в себя и использовал всю жизнь.
Саид Багов: Помню первую репетицию нашего с ним спектакля «Пока существует пространство». Я подошел к стене, где по сюжету когда-то висела фотография моей мамы. Говорю свой текст:
— Помнишь, как мы с мамой ее крепили?
Гафт возражает:
— Нет, старик, это неверно.
— Что неверно?
— Вот ты подходишь к стене и находишь ямку от кнопки. Что это?
Я говорю:
— Ямка.
А он:
— Нет, это мама.
Каждый раз, когда мы играли этот эпизод, у меня по спине пробегали мурашки. Вот школа Станиславского!
— А каким Гафт был в работе?
Авангард Леонтьев: Он всегда думал о себе, чтобы самому хорошо играть. Особенных замечаний никому не делал, понимал, что актеры этого не любят. Хотя замечания кое-кого из них бывают очень полезны. И Валя все-таки иногда занимался этим, но не специально, просто он считывал ошибки партнера, как большой артист. Хотя тоже большой артист Евгений Евстигнеев никогда никому не делал замечаний. Он видел все наши ошибки, но был очень деликатен. Из него клещами надо было тащить оценку мизансцены, роли. А Валя был прямой. Прямота нужна, мы редко ею пользуемся, боимся обидеть кого-то. Такие артисты редко бывают. Такая же была Женечка Добровольская. Я, наученный Гафтом, впитывал и не обижался, я ждал помощи от нее. Юрий Стоянов на прощании с ней сказал: «Дураки, кто не слушал ее замечаний».
Замечания Гафта были всегда по делу. Кто к нему прислушивался, выигрывал. Например, мы снимались в телеспектакле «Тайна Эдвина Друда». Там был эпизод, где мы сидим за столом с моим дядей Джаспером, и я упиваюсь ситуацией. Я играл с таким наслаждением! Сняли один дубль. Валя мне говорит: «Старик, ты медленно играешь». Мне было очень неприятно, потому что я кайфовал во время этой съемки! И я не прислушался. Потом посмотрел на экране и увидел, что действительно медленно играю, и это моя ошибка. Я запомнил на всю жизнь, что в кино вообще нельзя медленно играть, потом твои длинноты могут вырезать. (Смеется.) То есть его замечания были полезны. Хотя он мог делать их сухо, без всяческой подкладки, не подслащая.
Максим Разуваев: Когда я только пришел в театр «Современник», первая рекомендация мне, молодому актеру, была от Гафта. В сцене дождя в «Пигмалионе» я выбегал на сцену, и все было не так. Галина Борисовна долго билась со мной. Все давали мне советы. Гафт подошел и сказал: «Старик, никогда не играй дурака, всегда играй умного, даже если режиссер требует от тебя другого». Я помню это, хотя прошло 32 года. Он и сам придерживался этого правила. Когда я в молодости посмотрел «Ревизора», был поражен. Гафт играл городничего, который до конца не верил, что это настоящий ревизор, потому что был умным. И в конце спектакля режиссер Валерий Фокин дал возможность Гафту на глазах у зрителя «собраться» и пойти к настоящему ревизору. И он так уходил, что зритель понимал, что он справится и жизнь будет продолжаться в этом же ключе. И все это без слов.
Что касается «не подслащая», то он мог сделать так, чтобы тебя сняли с роли, если ему не нравилось, как ты играешь. На выпуске спектакля «Аккомпаниатор» у нас была история. Во время репетиций Валентин Иосифович говорил, как мне надо играть. Я был не согласен с его трактовкой и начал приводить аргументы в пользу своей версии персонажа. Он внимательно выслушал восемь минут моего монолога и через паузу сказал: «Ну, так ты будешь играть в другом театре». И мне эту роль не дали — премьеру играл другой артист.
После нее подошел Гафт и спросил:
— Старик, ну ты будешь играть?
Я говорю:
— Да.
— Ты готов?
— Да.
— Тебе нужна репетиция?
— Ну хотя бы одна, — ответил я, поскольку последние десять дней репетировал другой артист.
Он сказал:
— А-а... — и у него потух глаз, он развернулся и ушел. В итоге я так и не играл эту роль.
Василий Мищенко: Максим, тем не менее у вас с Гафтом было семь спектаклей. А мы с ним играли только в «Ревизоре». Я хотел бы больше, но он не дал мне репетировать в постановке по пьесе Николая Коляды. Моей партнершей должна была быть Елена Яковлева. Вале не нравилось, как я репетирую. И хотя Коляда хотел, чтобы я играл вторым составом, Гафт сказал, чтобы я даже на репетиции не приходил.
Что касается «Ревизора», то у нас случилась неприятная история. Я, тогда молодой артист, получил роль Хлестакова, Гафт играл городничего. На первом же спектакле после сцены с Осипом в трактире он уходит за кулисы и, проходя мимо меня, говорит: «Х... ты артист, я не буду с тобой играть, это невозможно». Сказано было вроде мимоходом, беззлобно. Я промолчал, подумал, может, он так шутит. На следующем спектакле все повторилось, потом еще. Наконец я понял, что это мешает мне сосредоточиться. И однажды мое терпение лопнуло, кровь бросилась в голову, и я так выразительно посмотрел на него, что он, видимо, понял: я не в себе.