Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Наталья Андреева. Кровные друзья
Это была дружба длиной в целую жизнь. Еще со студенческой скамьи мы с Валеркой были, как говорится, неразлейвода. Можно сказать, что не расставались ни на минуту. Да мы и внешне были похожи. А многие однокурсники были уверены, что у нас роман...
Но это было заблуждением. То, что мы испытывали друг к другу, нельзя подвести под обычное определение. Роман? Скорее, платонический. Дружба? Очень-очень крепкая. Любовь? Да! Это была любовь — большая, человеческая, — которая сильнее всех прочих отношений. Кстати, Валера меня почему-то называл Любой, и как он утверждал — это прозвище от слова «любовь». Хотя была другая история и очень смешная, я расскажу о ней...
Мы никогда не теряли друг друга из виду. У нас были семьи, росли дети, мы жили в разных городах. Но следили за творчеством друг друга, созванивались, встречались при малейшей возможности. Как-то сидим у меня дома, вспоминаем учебу в Гнесинке, смеемся, вдруг Валера через паузу серьезно сказал: «Ты знаешь, это было самое счастливое время. Мы были молоды и так беззаботны».
Наша первая встреча произошла в 1974-м. В тот год музыкальное училище имени Гнесиных вместе с Театром Образцова набирало экспериментальный актерский курс кукольников. Куда мы и поступили, можно сказать, случайно.
Валера дважды штурмовал театральные вузы. Он очень хотел стать артистом, но, увы, больше никто в мире этого не хотел. И все из-за «нестандартной» внешности. Это был страшный удар по самолюбию. Валера на радость своему папе пошел работать слесарем на завод контрольно-измерительных приборов. Как он сам шутил: «Я прошел сложный путь в искусстве — от слесаря в артисты».
Отслужив в армии, снова отнес документы во все театральные училища. После прослушивания в Щукинском его попросили остаться. Он очень обрадовался, в голове тут же пронесся с быстротой молнии стремительный взлет: «Я буду работать в театре, сниматься в кино, стану народным артистом!» Но дама из приемной комиссии сказала: «Молодой человек, вы мне очень понравились, но... вот вам мой совет — никогда не приближайтесь к театральным вузам».
Валеру спасла мама. На последней газетной странице в «Вечерней Москве» она случайно вычитала объявление, что Гнесинка набирает курс актеров театра кукол. И эти мелкие строчки, можно сказать, перевернули всю его жизнь.
Мой путь в Гнесинку тоже был драматичным. Я приехала поступать во все театральные вузы Москвы из Ленинграда. Мы с приятелем готовились к экзаменам в парке. Он выступал в роли экзаменатора, а я, положив сумочку на скамейку, читала ему стихи. Пока я как Фрося Бурлакова, закрыв глаза, с упоением декламировала, сумочку со всеми документами свистнули. В вузах шли прослушивания, а я моталась между Ленинградом и Москвой, восстанавливая документы. Меня спасло, что в Гнесинку сдавали экзамены позже — в начале июня. И я попала на один курс с Гаркалиным.
Совершенно не помню Валеру на экзаменах, мы были в разных потоках. Он потом с присущим ему юмором рассказывал о том, как поступал.
Леонид Абрамович Хаит, наш будущий учитель, председательствовал в приемной комиссии. Когда читал Гаркалин, он всем тихонько шептал своим басом: «Валера из армии! Валера из армии!» — мол, будьте снисходительны к абитуриенту. На экзамене Хаит задал вопрос:
— Молодой человек, вы действительно хотите стать кукольником?
— Не совсем. Мне хотелось танцевать, петь...
Тут Валера осекся, поняв, что честный ответ не сулит ничего хорошего, но вдруг Хаит протянул ему рубль:
— Сбегайте, пожалуйста, купите мне две пачки «Столичных».
Валера пулей бросился за сигаретами, когда вернулся, робко спросил:
— А как же экзамен?
— Вы приняты, молодой человек.
Не знаю, правда это или вымысел, но факт остается фактом: мы стали учиться на экспериментальном курсе актеров театра кукол в Гнесинке.
Первого сентября Леонид Абрамович Хаит собрал всех поступивших студентов в аудитории. Нас было всего тринадцать человек. Каждый вставал и представлялся. Тогда среди драматических артистов ходила ироничная шутка «Все уроды — в кукловоды». На мой взгляд, очень несправедливая по отношению к самоотверженному труду талантливых актеров, которые оживляют кукол. Но есть в этом и доля правды: при поступлении на внешность будущих кукольников не обращали внимания. Но когда я впервые увидела Валеру Гаркалина, помню, очень обрадовалась: «Хоть один красавец на курсе!» Даже на сердце как-то потеплело. Валера и вправду был хорош: шапка кудрявых темных волос, худой, жилистый, живой, как шампанское.
Он вообще выделялся. Во-первых, был старше нас на два года: за его спиной была служба в армии. А во-вторых, от него шел необыкновенный энергетический заряд! Он не ходил, а стремительно летел, не говорил, а выдавал пулеметную очередь. И мы в этом были похожи. Как-то на курсе показали самостоятельную работу по гриновским «Алым парусам». Хаит посадил нас в круг, закурил трубку и сказал: «Все очень неплохо! Но... то, что говорят Гаркалин с Андреевой, боюсь, никто никогда не узнает». Все засмеялись. Дело в том, что мы с Валерой «страдали» скороговоркой — очень быстро говорили.
Многие ребята на курсе были фанатами кукольного театра. А мы с Валерой оказались «друзьями по несчастью», потому что продолжали мечтать о карьере драматических актеров: я хотела быть Ермоловой, он — Качаловым. Это нас и сближало.
После первого курса мы решили поступать на курс к Коршунову в Щепкинское училище. Но Виктор Иванович сказал: «Вы же учитесь у Образцова. А что он скажет, если я вас возьму? Нет, ребята... не могу».
И только со временем мы поняли, как нам повезло с нашим учителем. Леонид Абрамович Хаит служил в театре у Образцова актером и режиссером. И даже порой исполнял роль Конферансье в знаменитом спектакле «Необыкновенный концерт», когда Зиновий Гердт уезжал на гастроли. А поскольку Хаит был прежде всего драматическим актером, учеником Кнебель, он учил нас искусству контакта с куклой. Все было построено на взаимодействии живого и неживого, духовного и неодушевленного. Мы не прятались за ширмой, а существовали открыто с куклой на сцене. Благодаря нашему замечательному мастеру полюбили то, чему он нас учил.
в театре у Образцова актером и режиссером. Фото: из архива Н. Андреевой
Занятия шли в Гнесинке, актерское же мастерство для нашего курса Хаит проводил в стенах Театра кукол. У нас был там свой репетиционный зал. Мы там творили, отдыхали, справляли дни рождения.
На втором курсе в Москве открылся международный фестиваль «Унима». Он проводится раз в несколько лет и каждый раз в разной стране. Мы открывали внеконкурсную программу в ВТО, и она произвела настоящий фурор! Этот фестиваль сыграл огромную роль в нашей актерской судьбе.
Из театра нас выгнать было невозможно. Мы буквально жили там, репетировали до изнеможения, возвращались поздно ночью в общагу на троллейбусе. Благо транспорт тогда работал долго. Порой даже шли пешком. А поскольку мы с Валеркой не были москвичами — он из Долгопрудного, а я из Питера — жили в большом театральном общежитии из красного кирпича на Хорошевском шоссе, которое почему-то называлось Бастилией.
Однажды, помню, выходим из театра на пустынную Садовую после репетиции. Уже было довольно поздно. Вдруг видим, бабушка сидит... в сугробе. Спрашиваем ее: «Что случилось? Где вы живете?» Она, такая потерянная, сказала, что ее выгнали из дома сын с невесткой, назвала адрес. И мы ее проулками, дворами отвели домой. Сдали бабушку с рук на руки родственникам. Шли домой, гордясь собой, тем, что совершили невероятный поступок.
Спать совершенно не хотелось. Желание «оставить свой след в искусстве» хлестало через край. Придя в общагу, в комнате Валеры мы тихонько сдвинули койки, легли рядом и азартно продолжали придумывать этюды, надев шарики на пальцы. Это был уникальный номер Образцова. Он считал, что рука — это проводник энергии. Фантазия била ключом. Рука становилась то змеей, то всадником, который лихо скакал на лошади, то головой факира.
Кстати, нам приходилось самим изготавливать куклы, для этого был даже специальный предмет. Мы ездили в театральное художественно-техническое училище, где нас этому учили. Голову делали из папье-маше, туловище было из поролона. Помню, как Гаркалин в ярости швырял своего волка об стену, когда у него не получалось.
У Валеры рано появилась страсть что-то придумывать самому, способности к режиссуре. У него были самостоятельные работы, которые очень нравились Хаиту, он обожал Валеру. Через много лет мы приехали в Израиль, пошли в гости к нему и его жене Асе Левиной. Она была у нас педагогом по речи. Самое трогательное, что на комоде у нашего учителя стояли две фотографии: моя и Валеры Гаркалина...
Стипендии, конечно, не хватало, но в нищете не жили. Ко всему прочему мы все подрабатывали уборщиками, подметали палас музея в Театре Образцова. Жили голодно, но весело, как все студенты. Готовили на скорую руку: гречка, картошка, икра кабачковая. Общая кухня, после себя надо было мыть плиту. После занятий в училище бегали в «Чебуречную» рядом с Гнесинкой. Чебуреки были невероятно вкусными и очень дешевыми. Мы всегда ужинали вместе.