Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Борис Дергачев: «Мне ближе путь действия — не ждать, а идти вперед»
Борис, интересно, как вы относитесь к интервью? Любите общаться с журналистами или это для вас испытание?
— Все зависит от собеседника. Когда вопросы интересные, всегда приятно поговорить. А если человек сам неравнодушен, увлечен, почему бы не побеседовать? Но когда разговор сводится к шаблонам вроде «Как вы попали в комедию?» или «Мечтаете о драматической роли?» — становится скучно. Особенно если это блиц-интервью на пресс-волле: ты только что ответил на одни и те же вопросы, переходишь к следующему журналисту — и снова то же самое. Такое, конечно, утомляет.
— А какие вопросы вам действительно интересны?
— Те, из которых рождается тема, когда разговор превращается не в допрос, а в диалог. Тогда все идет легко и живо. А вот просьбы рассказать «смешную историю со съемок», наоборот, самые неудачные. Если беседа настоящая, все выходит само собой, без заготовок.
— Ваши герои и проекты часто вызывают живой отклик. Например, сериал «Короче» до сих пор популярен у подростков. Моя дочь, ей 13 лет, недавно открыла его для себя и смотрит с удовольствием. Хотя сериал вышел довольно давно.
— Да, удивительно. Мы недавно обсуждали это с продюсерами. Я как раз был во Франции, впервые в Париже, и вспомнил, что «Короче» — франшиза французского сериала «Bref.». У них вышел «Bref. 2», где главному герою уже за сорок , и там совсем другие проблемы: развод, ребенок, пересмотр дружбы, новые интересы. Если первая часть была о 30-летнем, который только входит во взрослую жизнь, то теперь о человеке, уже многое прошедшем.
Это тот редкий формат, который взрослеет вместе со зрителем. Те, кому сейчас 30— 35 лет, смотрят его другими глазами, а подростки — как на предчувствие своей взрослой жизни. Когда мы снимали «Короче» шесть-семь лет назад, короткие форматы только зарождались — не было ни рилсов, ни «ТикТока», ни шортсов. А теперь именно этот формат стал основой контента в интернете. Поэтому сериал обрел вторую жизнь и сам себя раскручивает в соцсетях.
— Получается, время догнало проект. А какая работа стала для вас по-настоящему поворотной, дала ощущение, что вы состоялись как актер?
— Думаю, это «Гуляй, Вася!» Романа Каримова. Именно там сложился мой характер, типаж, манера — все, что потом стало основой для многих ролей. После него пошли плотные съемки, проекты, где можно было уже пробовать себя в разных жанрах.
— В какой момент вообще приходит понимание: «Я — актер»?
— Это осознание не возникает сразу. В институте часто повторяют: «Вы пока не актеры, вы еще ничего не сыграли», — и в этом есть доля правды. Получаешь диплом, но, по сути, ты безработный и, даже участвуя в массовках, не чувствуешь себя в профессии. Настоящее ощущение приходит позже, когда появляется роль, которая становится твоей, когда зритель впервые видит в тебе не студента, а актера. Тогда и появляется внутреннее спокойствие: ты на своем месте. А еще, когда твой труд оплачивается, появляется уверенность. Это уже не просто вдохновение, а профессия, ремесло. Хотя сейчас границы размыты. Кто-то снял ролик — и уже считает себя актером. В наше время все перемешалось.
— Сейчас многие блогеры, певцы и стендаперы приходят в кино. Вы, кажется, сами тоже прошли через стендап?
— Да, я занимался стендапом, писал материал, выступал, жил этим. И видел, как ребята из этой среды постепенно становятся актерами. У каждого свой путь — со своими ошибками и победами. Так же, как актер может стать стендап-комиком, если чувствует жанр. Все это рядом.
— То есть важен не диплом, а ощущение профессии?
— Конечно. Вот, например, Нагиев всегда шутит: «Я не актер, я просто кривляка». Галустян говорит то же самое: «Я артист, но не актер». Он как-то признался: «Всегда мечтал сыграть разведчика, но никогда не смогу — у меня другое лицо». И ведь правда: зритель уже воспринимает его как бренд, как образ, и выйти за него почти невозможно.
— Когда брала у него интервью, спросила, не хотел ли он получить театральное образование, чтобы быть полноценным актером. А он ответил, что хотел, но его отговорили, ведь тогда он потерял бы свою фактуру.
— И правильно сделали, что отговорили. Я ведь сам занимался КВН очень плотно: четыре раза ездил на сочинский фестиваль, играл в официальной лиге, выходил на одну сцену с Масляковым. Все это успел сделать до 17 лет. А потом поступил в театральный институт, и мне сразу сказали: «Все. Никакого юмора». И целый год официально запрещали смешить людей.
— Серьезно?
— Да. Потому что меня нужно было, как они выражались, «перевоспитать», чтобы не относился к профессии слишком легко. В начале разговора я как раз говорил об этом: степень воспитания очень важна. От нее зависит, считаешь ли ты себя актером или нет.
— А как вы вообще относитесь к актерам без профильного образования?
— Есть люди, которые делают свою работу хорошо, есть те, кто хуже. И среди тех и других встречаются и выпускники театральных вузов, и самоучки. Важно не то, где ты учился, а то, насколько ты в индустрии, насколько понимаешь ее правила. Знаешь, что нельзя опаздывать, что нужно знать текст, репетировать, разговаривать, если что-то не выходит. И это не зависит от диплома.
Раньше я сам думал: «Вот, у кого-то нет образования, и он снимается, а люди с дипломами сидят без дела». А потом понял, что и люди с образованием часто по 30 лет сидят в театре и ничего не делают. Есть те, кто даже в театр не попадает, но все равно остается актером — играет антрепризы, ставит спектакли. Все зависит от того, насколько ты готов двигаться.
Если мы с кем-то пробуемся на одну роль и у меня есть образование, а у него нет, но утвердят его, значит, он просто лучше подошел. Я смотрю на это как режиссер или продюсер: подходит — значит, верно выбрали.
Я сам не окончил саратовский театральный институт, а через год после приезда в Москву уже работал в труппе Театра Станиславского. И тогда вообще не чувствовал себя актером — это был мой внутренний триггер. На гримерке даже писали: «Разовик».
— Ничего себе!
— Было и такое. Ведь есть куча актеров с дипломами, которые до сих пор без работы. А я просто шел вперед: доказывал, что умею, что могу. Пел, танцевал, делал все, что требовалось. Потом появились роли, начали пробовать в разное. Так постепенно все и пошло.
— Но все-таки вы учились в театральном институте...
— Да, два курса. Саратовский театральный дал мне важную школу и воспитание. Я уже тогда играл в массовке в Театре драмы. Это был 2008 год, кризис. И я видел, как выпускники жаловались, что в Москве нет работы. Понял: чем раньше окажусь там, тем больше шансов: знакомства, связи, пробы, театр.
— То есть вы так и не доучились, бросили институт и уехали в Москву?
— Да. Решил, что времени терять нельзя, нужно идти вперед и пробиваться.
Я поступал и во ВГИК, и в Школу-студию МХАТ — и там и там прошел все туры до финала, но, как это часто бывает, заключительные прослушивания назначили на один и тот же день. Пришлось выбирать. Потом попробовал поступить в Щукинское училище — туда тоже проходил, но только на коммерческое отделение. Я отказался.
А вскоре мне написала подруга: Герман Сидаков ищет парней для спектакля. У него была «Школа драмы Германа Сидакова», там не хватало поющих ребят. А я ведь поющий парень! Пришел, и меня взяли. Полгода занимался бесплатно, а потом параллельно прошел прослушивание к Валерию Романовичу Беляковичу, которого тогда назначили в Театр Станиславского. Он сказал: «В ГИТИС я позвоню, а в театр тебя беру».
— Это, наверное, был взрыв эмоций!
— Еще бы! Мне было девятнадцать. Мои однокурсники все еще доучивались в Саратове, а я уже работал в Москве. В следующем году даже попросил прослушать половину моего курса в театр, и нескольких ребят взяли. Так они и остались в театре до сих пор.
— В ГИТИС в итоге поступили?
— Да, но не сразу. Через два года после того, как Валерия Романовича сняли с поста, он набрал новый курс — и я пошел к нему. Учился на заочном отделении, целых пять лет. Каждый год собирался отчислиться: бороться с институтской бюрократией было выше моих сил. Я говорил: «Поставьте просто тройку, мне нужно на спектакль. Я уже работаю». Был действующим актером и понимал: сцена дает куда больше, чем любая бумага.
— А как вообще устроено обучение актеров на заочном отделении? Это ведь редкость.
— Да, формат действительно редкий. Заочку открывают только при условии, что студент проходит практику в театре. Обычно туда поступают уже дипломированные актеры, которые хотят получить высшее образование или повысить квалификацию. Обучение проходит блоками: сессия длится месяц-полтора, за это время ты учишься очно: показываешь отрывки, сдаешь предметы, репетируешь. А остальное время работаешь самостоятельно: читаешь, готовишь роли, играешь в театре. Разница лишь в том, что заочник не находится под постоянным присмотром педагогов — это уже взрослый человек, способный сам себя дисциплинировать. Я, кстати, учился на бюджете.
— Институт все же удалось окончить и получить долгожданный диплом...
— Нет, диплом я не получил. (Смеется.) Объясню почему. Не сдал книжки в ГИТИСе, и они отказались выдавать диплом. Я сказал: «Ну и фиг с вами». Все зачеты, все экзамены закрыты, просто не сдал учебники в библиотеку. Недавно понадобился диплом, а я говорю: «У меня нет». — «Как нет?» — «Так и нет, пишите: 11 классов».
— А где он вам понадобился?
— По какой-то бюрократической причине. Мне говорят: «Нужно указать образование». Я отвечаю: «Пишите среднее, не проблема». Меня это никак не смущает.
— Интересно, а почему после школы вы не решились сразу поехать в Москву?
— Потому что после школы я вообще ни разу не был в театре. Только один раз в Саратовском театре оперы и балета. Наш классный руководитель решила сводить нас, десятиклассников. Ну, естественно, мы смеялись: видно же все анатомические подробности у артистов балета в трико.