Книжная полка Гриши Брускина
Скоро Arzamas и Центр «Слово» на ВДНХ откроют библиотеку. Чтобы заполнить книжные полки, мы попросили музыкантов, ученых, поэтов и других читающих людей посоветовать свои любимые тексты. Герой нового выпуска рубрики — художник Гриша Брускин.
В перечень, составленный для «Книжной полки», я поместил произведения, оказавшие на меня влияние в тот или иной момент жизни. Книги, которые вспомнились именно сейчас и о которых мне было интересно поговорить. Здесь не работает концепция «книга, которую взял бы с собой на необитаемый остров»: половину вещей, включенных в этот ряд, по разным причинам я не собираюсь более читать. С одной стороны, перечитывать книгу, даже любимую, далеко не всегда удовольствие. С другой — многие из них я помню, и этого достаточно. Зачем, например, тащить на остров сказку «Курочка Ряба»? Или стихи, которые знаешь наизусть? Но есть произведения, к которым возвращаешься регулярно и каждый раз с удивлением находишь в них не замеченные ранее сокровища.
«Курочка Ряба»

В детстве мне не давал покоя темный смысл сказки «Курочка Ряба». Я мечтал: вдруг и мне однажды выпадет счастье — мама принесет из магазина коробку яиц, а там — одно золотое. Время шло. Мама золотого яйца «не несла». Я терял надежду. И вот однажды в солнечный весенний день домработница Нюрка повела меня в гости к подружкам. Подружки жили в «московском дворике». Деревянный дом, сад за забором. За домом церковь. Заброшенный колодец. Точильщик — «ножи точу». Старьевщик — «старье берем». Лошадь, запряженная подводой «капуста-огурцы». Между оконных рам вата, посыпанная блестками. Икона в окладе, бумажные цветы. Алые губки, крепдешиновые платья, шестимесячные завивки. Глянцевый поцелуй в подкове, подкрашенный анилиновыми красками. То есть все то, что у нас дома называлось мещанством. Но я тогда — мальчик-чубчик-чубчик кучерявый — короткие-штанишки-глазки-забыл-помыть — еще этого не знал.
На прощанье подружки подарили золотое яичко. Я был в восторге. Оказавшись дома, сразу же уселся за стол. И в нетерпении, как неразумные дед да баба, вознамерился «бить» пасхальное яйцо в надежде на счастье. Мама, заметив, что я делаю, села на стул напротив меня. Внимательно взглянула. И с какой-то особенной интонацией произнесла: «Гриша, смотри не отравись!» Аппетит тотчас пропал.
Итак, золотое яичко, снесенное волшебной пестрой птицей Курочкой Рябой в одноименной русской сказке, создано из философского золота. Внутри пребывает истина: философский камень — anima mundi. Anima mundi недоступна деду с бабой (били-били — не разбили), так как истину может обрести лишь избранный — тот, кто осуществил Великое делание, умер и обрел бессмертие.
Мелькающее, ускользающее время-мышь отнимает у деда с бабой золотое яичко: мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Курочка Ряба утешает стариков тем, что снесет им яичко не золотое, а простое, тем самым открывая тайну, что истину можно увидеть и найти повсюду, в том числе и в обыкновенном яичке.
Мамы давно нет. Да и моя жизнь падает, как зарница. Пасхального яйца я так ни разу не попробовал. Открывая коробку из продуктового магазина, уже не чаю найти «одно золотое». Но до сих пор, время от времени издалека меня тревожит эхо маминого голоса: «Гриша, смотри не отравись».
Александр Дюма. «Граф Монте-Кристо»

В детстве я был хулиганистым парнем. Вечно дрался с моим закадычным другом — сестрой Лерой. Когда нужно было нас успокоить, старшая сестра Зоя, бывало, говорила: «Пойдете спать — почитаю „Графа Монте-Кристо“». Наспех почистив зубы, мы мчались в постель. Зоя угощала нас конфетами «Мишка косолапый» и читала вслух волшебную книгу. Как лакомство. В награду. Я слушал. Фантазировал. Засыпал. Добавлял во сне к приключениям, которые только что услышал, новые. Книга звала в большой мир. Как почтовые марки манят в дальние края. Становилось абсолютно ясно, что нужно быть благородным, верным в любви, иметь достоинство, ненавидеть предательство, презирать измену. Мне, ребенку, открывалось, что существует праведная месть, что негодяй должен получить по заслугам.
Зло в книге — отвратительное, подлое — бывало отомщено. Я, конечно же, торжествовал. Мог бы и сегодня расписаться во всех своих детских чувствах. Если бы нынче моя старенькая сестра Зоя взялась вдруг почитать мне перед сном «Графа Монте-Кристо», я бы не отказался. Кстати, надо ее попросить.
Библия

Я начал читать Библию в 14 лет и продолжаю до сих пор. Поставил увесистый том на предлагаемую книжную полку не столько потому, что это Священное Писание. И не столько потому, что среди книг Книги есть безусловные литературные шедевры. Меня всегда удивляла и притягивала фундаментальная концепция этого поразительного фолианта. Идея, что Библия была написана Создателем до сотворения мира. И что в Книге содержатся все мыслимые знания и истины о мире прошлом, настоящем и будущем. Что эти знания закодированы, спрятаны. Скрыты от человека.
Книга представляет собой фундаментальный ребус и одновременно инструкцию, как надлежит проживать свою жизнь. Задача человека — разгадывать этот ребус. Как он это делает? Всю жизнь читает Книгу. Самым лучшим, праведным Книга открывает свои секреты. Обладая этими секретами, читающий может приблизиться к Богу и немного «стать как Бог».
Что создал Господь? Вселенную и человека. Отсюда произошли истории, описывающие в старых текстах праведников, которые создавали свои «вселенные» и своих человеков-големов. Но так как полное знание заповедано смертному (доступно только Богу), его творения ущербны. Например, Голем слишком мал или, наоборот, огромен. Не имеет души и слушается своего повелителя, знающего магическое сочетание букв. А Вселенная миниатюрна и помещается на столе. Художника называют вслед за Богом творцом. Художник — чуть-чуть Бог, своего рода праведник, прочитавший истину в Книге жизни и творящий свой собственный несовершенный мир.
Владимир Набоков. «Защита Лужина»

В студенческие годы главным поставщиком дефицитной и запрещенной литературы был Саша Васильев, сын одного из двух братьев Васильевых, режиссеров, создавших бессмертный образ Чапаева — героя Гражданской войны и популярных анекдотов. В отличие от своих коллег Саша читал все, что продавал, и был интересным собеседником. Он пропивал заработанные деньги и появлялся то в виде шикарного господина, то опустившимся бродягой. Давать читать за плату было одной из форм Сашиного бизнеса. Самыми дорогими были книги, изданные КГБ для внутреннего пользования, с грифом «рассылается по специальным спискам». Я скидывался с приятелями и брал у Васильева за пять рублей на ночь почитать Джойса или Набокова. Читали вслух по очереди. Так я впервые частично прослушал, частично прочитал мой любимый роман Набокова «Защита Лужина».
Александр Солженицын. «Один день Ивана Денисовича»

«Один день Ивана Денисовича» — не моя любимая книга. Я прочел рассказ, когда он впервые вышел в журнале «Новый мир». Второй раз — спустя много лет, и больше читать не хочу: ныне чтение было бы для меня мукой. Пыткой искусством.