«С некоторыми из моих персонажей связаны почти мистические истории»

Караван историйКультура

Виктор Низовцев ловец ускользающих снов

Ирина Кравченко

С некоторыми из моих персонажей связаны почти мистические истории. Свою любимую семейку — бабушек-дедушек-внуков — я стал изображать еще до рождения детей. Но не только искусство подражает жизни — жизнь тоже порой подражает искусству. Когда у нас родилась Аня, вдруг понял: дочь фантастически похожа на девочку с моих работ. Сначала я сочинил образ, потом жизнь мне его подарила. А чем старше, чем седее становлюсь, тем больше похож на старичка, обитающего в моих картинах.

— На одной из моих выставок подошла женщина средних лет, только что купившая картину.

Спросила:

— Можно с вами сфотографироваться?

— Конечно.

И вдруг шепотом сказала:

— Признаюсь, у меня не было счастливого детства, но ваша живопись подарила ощущение именно того детства, которое я хотела бы иметь.

«Вы пишете картины для детей?» — часто спрашивают меня. Нет, они скорее для взрослых. Нередко в галерее, где выставляюсь, смотрю из какого-нибудь угла на посетителей: иной забежит, да хоть после ресторана, и явно неожиданно для себя остановится перед моей работой. Посмотрит, обернется — а на лице улыбка. И я понимаю: человек забыл, куда шел, потому что увидел выдуманный мир, который ему до боли знаком. Отходит от картины и снова приближается к ней, не понимая, что с ним. А это повеяло оттуда — из его детства.

...Очень давно, лет в пять, я увидел сон: старинная площадь, выложенная брусчаткой, сижу посреди нее в открытом фаэтоне, запряженном лошадью, и охватывает такое блаженство!.. Вдруг меня разбудили какие-то звуки. Быстро закрыл глаза и постарался вернуться на ту площадь, но ничего не вышло. Сейчас, по прошествии лет, когда бужу жену на работу, она иногда просит: «Дай мне еще пять минут — досмотрю сон». У нее получается, и я ей завидую.

Помню, в детстве на Пасху, утром спросонья, чувствовал аромат горячих куличей, которые пекли мама с бабушкой, и буйно цветущей у порога яблони: все двери — на кухню, на веранду, в сад — были открыты. Я опять засыпал, просыпался, явь и сон переплетались, по дому плыли запахи, вплывали в мой сон, в отдалении слышались звуки суеты хлопотавших на кухне родных — и возникало то, что я называю сейчас третьей реальностью. Она была настолько явственна, настолько ощутима, что проснувшись, я пытался рассказать ее — и не мог, самое главное ускользало. Это ускользавшее нечто, невозможность выразить его словами очень огорчали. И только позднее, когда я стал более-менее хорошо рисовать, почувствовал: то, что нельзя передать словесно, можно воссоздать красками на бумаге или холсте.

— И когда вы начали улавливать это, словами невыразимое, превращая его в картинки?

— Знаете, я еще не видел ребенка, который не рисовал бы, хотя бы время от времени. Недавно предложил своему девятилетнему сыну порисовать и вдруг услышал:

— А у меня не получается.

— С чего ты взял?

— В школе сказали, я не так это делаю.

Меня эти слова возмутили: нельзя маленького человека так «учить» рисовать — можно отбить все желание.

Рисовал я, мне кажется, всегда. В районном центре недалеко от Кишинева, называвшемся Котовск, жизнь была небогата впечатлениями. Но это я понял много позднее. Когда меня, уже взрослого, спрашивали, бедно ли мы жили, не знал, что и ответить. Почти как все вокруг... Пока родители не построили дом, ютились в бабушкином, где ни воды проточной, ни других удобств. Все, как вижу теперь, было убогим, провинциальным. Но много ли надо ребенку для счастья? Когда папа с тринадцатой зарплаты купил мне велосипед, я был в восторге! До сих пор слышу шуршание тонкой бумаги, которой была обернута рама, чувствую запах кожаного седла, черной маслянистой смазки... Со своим велосипедом я стал королем улицы. Когда через пару лет его у меня банально сперли возле детской библиотеки, было ощущение, что украли часть меня.

«Слухи о наступлении ранней весны», 2014 год

Или фломастеры. О, моим детям не объяснить, чем были фломастеры для ребенка начала семидесятых! Первый раз в жизни я увидел их у друга: он сидел за столом и рисовал — красил небо в ультрамарин, который просто лился на бумагу и горел. Я же знал, какую бледную, как ни нажимай, линию оставляет цветной карандаш и что лишь послюнявив его, ты получал цвет чуть-чуть ярче. Увидев у друга фломастеры, не мог успокоиться, и мама, работавшая проводницей в поездах, привезла мне это чудо из Москвы. Всего четыре цвета — красный, зеленый, черный и синий — но мои рисунки загорелись новыми красками.

Позже, в художественной школе, как-то, помню, собрали деньги и мама купила нам в Ленинграде вместо сухой акварели в пластмассовых коробочках знаменитую ленинградскую. Целых шестнадцать цветов! Называли мы ее «ракетой» — по напечатанной на коробке картинке. Кто-то сказал, что она сделана на меду, и мы, ребятня, бросились пробовать на вкус мягкие разноцветные кирпичики, а потом сидели и рисовали с цветными языками.

В «художку» я попал в девять лет. Шли с мамой по центральной площади и увидели объявление о наборе.

— Хочешь записаться? — спросила мама.

— Хочу!

На четыре года эта школа стала моей отдушиной. Общеобразовательную я чем дальше, тем больше ненавидел. Тридцать семь человек в классе, про учебу можно было сказать словами Бывалова из фильма «Волга-Волга»: «У нас массовое производство, и заниматься каждой балалайкой в отдельности я не имею возможности». Зато трижды в неделю я на три часа попадал в другой мир, где меня ждали мольберт, прикрепленный к нему шероховатый лист бумаги, кисти, краски, карандаши... В обычной школе чувствовал, что увлечение придает мне веса в глазах одноклассников, тем более что других успехов не проявлял ни в спорте, ни в учебе. Единственное — любил гуманитарные предметы и в детской библиотеке перечитал все, что мог.

Особенно ценились у таких, как я, жадных до книжек детей, издания с картинками. Появившиеся в читальном зале «Приключения Петрушки» с дивными иллюстрациями, посмотрев и почитав, я прятал в подшивку газет — чтобы никто назавтра до моего прихода не завладел сокровищем. А как мы ждали к каждому Новому году открытки художника Четверикова, непохожие на другие!.. Дети семидесятых и восьмидесятых тянулись к ярким книжным иллюстрациям, открыткам — ко всему, что выбивалось из серой гаммы привычной жизни. Наверное, моя детская тоска по цветному чудесному «сновиденному» миру выплеснулась потом в живописи.

В пятнадцать лет я сдавал экзамены в художественное училище в Кишиневе и провалился. Поступил через год. Приезжая на выходные домой — тридцать километров, час на автобусе — ложился и закрывал глаза, поскольку в голове мельтешило после большого, как мне казалось, города. На самом деле он был совсем небольшим, в советские годы чистеньким и уютным, но я-то вырос в Котовске с его сельскими улицами, частными домами, виноградными полями и неторопливым образом жизни... Окончил в девятнадцать училище и отправился в армию.

— И что она дала будущему художнику?

— Ничего, кроме язвы желудка, которая открылась после демобилизации. Двенадцать лет мучился, в иные годы месяца по четыре лежал пластом — два месяца весной, два осенью. Во время обострения ничего не мог толком есть. Лечили таблетками, которые не помогали, а если, говорили, случится прободение — вырежут и зашьют. Уже в Америке врач выписал лекарство, я принимал его дней десять — и навсегда забыл, что такое язва.

После возвращения из армии родители вручили сто пятьдесят рублей и я отправился в Ленинград — поступать в высшее художественное училище имени Веры Мухиной. Шел 1987 год, на Невском проспекте появились первые уличные художники. Между экзаменами стал ходить туда и рисовать портреты. За каждый платили пять рублей, в день я их делал до четырнадцати штук, выходили серьезные деньги. Сдал успешно экзамены. Из заработанных на Невском денег в Гостином Дворе купил себе часы с автоподзаводом, еще привез двести рублей родителям — в те времена это была целая зарплата, причем хорошая.

«Игра», 2016 год

Учась в «Мухе», все время то рисовал портреты, то писал картины, то делал рекламные щиты. Незадолго до первых каникул ко мне в общежитие пришел какой-то мужчина, сказал, что он на Дворцовой площади снимает на камеру всех желающих и ему нужно несколько рекламных щитов. Заказал их одному парню, а тот работу запорол, и мужчина отыскал меня. За ночь я сделал образцы, он пришел в восторг. Четыре или пять щитов оплачивал щедро: давал полторы тысячи, неслыханные деньги — за них большинство год работало, да и у меня стипендия была всего сорок пять рублей. Я уже купил билет домой, времени оставалось в обрез. Не спал двое суток, но щиты закончил в срок.

Было ощущение, что эта сладкая жизнь никогда не кончится. И отчасти я оказался прав: за что бы тогда ни брался в живописи, все удавалось. Даже в начале девяностых, когда все изменилось, продолжал сдавать свои картины в галереи и выручал за них неплохие деньги.

А в 1993-м, получив диплом, огляделся и увидел, что наступило странное время. Как после отлива, когда море уходит и рыбешки остаются на песке, молодые художники оказались брошенными. Распределения больше не существовало, учебные заведения выплевывали выпускников на улицу, и каждый выживал как умел. Можно было остаться в Питере, обитать в общежитии, но оно мне надоело. Кроме того, я, выросший на юге, с трудом переносил дождливую, сырую погоду, еще и с балтийскими ветрами.

Нужно было перегруппироваться, подумать, как жить дальше. Хотелось закрыть одну главу в своей жизни и начать новую. И я, как любой бесстрашный мужчина, поехал... жить к маме. Там по-прежнему писал картины, возил их в кишиневские и питерские галереи, появились и какие-то заказчики за границей. Денег, правда, хватало только чтобы сводить концы с концами, но судьба миловала и мне удалось избежать участи, которая постигла в те годы многих художников, бросивших ремесло и торговавших чем придется на рынке.

— Как начался ваш путь в Америку?

— Время было безрадостное, но будущая жена верила в меня, даже больше, чем я сам. Хотя однажды, когда только познакомились, а у меня в смысле заработков шла какая-то темная полоса, она рассчиталась за нас обоих в пиццерии, и я, взяв со стола бумажную салфетку, написал на ней: «50 000 $». Протянул ей и говорю: «Это чек тебе. Когда-нибудь я стану известным и буду продавать работы по таким ценам».

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Екатерина Вилкова: «Я перестала очаровываться» Екатерина Вилкова: «Я перестала очаровываться»

Екатерина Вилкова о том, как однажды ей стало тесно в этом мире

Караван историй
Психолог поискового отряда «Лиза Алерт»: «Мы должны понимать тех, кого ищем» Психолог поискового отряда «Лиза Алерт»: «Мы должны понимать тех, кого ищем»

Психолог из «Лиза Алерт» делится своей историей

Psychologies
Екатерина Васильева. Непридуманная история Екатерина Васильева. Непридуманная история

Трагичная история актрисы и народной артистки РСФСР Екатерины Васильевой

Караван историй
«Щелкунчик»: путешествие во времени. Часть 2 «Щелкунчик»: путешествие во времени. Часть 2

Долгая история самого новогоднего балета. Часть 2

Культура.РФ
Дарья Мороз: “За четыре года я стала другим человеком” Дарья Мороз: “За четыре года я стала другим человеком”

Дарья Мороз и стереотипы — две несовместимые вещи

Psychologies
Трясется и прыгает: 5 ошибок при загрузке белья в стиральную машину Трясется и прыгает: 5 ошибок при загрузке белья в стиральную машину

Как правильно загружать стиральную машину

Популярная механика
Джек Лондон. Камень, который отвергли строители Джек Лондон. Камень, который отвергли строители

Он уже и сам не знал, чего хочет больше — уснуть или умереть

Караван историй
«Кажется, я плохая мать»: что делать, если у тебя материнское выгорание «Кажется, я плохая мать»: что делать, если у тебя материнское выгорание

Каждой маме знакомо это чувство: кажется, что ты окончательно выбилась из сил

Cosmopolitan
Константин Воробьев и Ольга Самошина. «Ни в парше, ни в парче, а так, вообче» Константин Воробьев и Ольга Самошина. «Ни в парше, ни в парче, а так, вообче»

Они поженились восемнадцатилетними, на втором курсе театрального института

Караван историй
«Хочется поработать, поштурмить»: зачем и как приятели каждый год открывают магазин ёлок с оборотом в 15 млн рублей «Хочется поработать, поштурмить»: зачем и как приятели каждый год открывают магазин ёлок с оборотом в 15 млн рублей

Интернет-магазин хвойных деревьев, который работает раз в год

VC.RU
Пламенный мотор Пламенный мотор

Режиссер Андрей Кончаловский и актриса Юлия Высоцкая о венчании

Tatler
Какой видят Россию иностранцы, которые переехали в нашу страну Какой видят Россию иностранцы, которые переехали в нашу страну

Какой увидели Россию те, кто впервые оказался здесь уже во взрослом возрасте?

GQ
Сезон спокойствия Сезон спокойствия

Какие стрессовые факторы действуют на вас сильнее всего?

Домашний Очаг
Как детям токсичных родителей избавиться от чувства вины Как детям токсичных родителей избавиться от чувства вины

Как быть, если при сепарации от токсичных родителей мы чувствуем вину?

Psychologies
Андрей Соколов: «То, что я не попал в самолет, может быть, меня от чего-то спасло» Андрей Соколов: «То, что я не попал в самолет, может быть, меня от чего-то спасло»

«Говорю себе всегда так: что Бог ни делает, все к лучшему»

Коллекция. Караван историй
Что такое мокьюментари: пять фильмов, которые познакомят с жанром Что такое мокьюментари: пять фильмов, которые познакомят с жанром

Мокьюментари — жанр кино, существующий на стыке реального и вымышленного

Seasons of life
Орангутаны заразились зевотой от сородичей Орангутаны заразились зевотой от сородичей

Орангутаны могут заражать друг друга зевотой

N+1
Том Сзаки: «Хороших покупок не бывает» Том Сзаки: «Хороших покупок не бывает»

Почему любая покупка вредит природе

РБК
Терем рукотворный Терем рукотворный

Терем в Асташове — пример того, что людям под силу повернуть историю

Seasons of life
Выживают только параноики Выживают только параноики

Как использовать кризисные периоды, с которыми сталкивается любая компания

kiozk originals
Масса созданных людьми объектов превысила массу всех живых организмов Масса созданных людьми объектов превысила массу всех живых организмов

Масса предметов, произведенных людьми, превысила массу всех живых организмов

N+1
9 книг, которые подарят праздничное настроение 9 книг, которые подарят праздничное настроение

Эти девять книг помогут обрести новогоднее настроение в любое время года

РБК
Как медитация поможет спасти мир, а не только вас Как медитация поможет спасти мир, а не только вас

Эксперт осознанности о том, как найти баланс между внутренним и внешним мирами

GQ
«Положить все яйца в одну корзину и наблюдать». Как основатели Burger King нашли спасительные инвестиции и придумали воппер «Положить все яйца в одну корзину и наблюдать». Как основатели Burger King нашли спасительные инвестиции и придумали воппер

Отрывок из книги Burger King Джеймса Макламора об истории становлении империи

Inc.
Вероника Ивашкевич Вероника Ивашкевич

Антикварный фарфор, бриллианты днем и лыжная кофта на зиму

Собака.ru
Великая Лондонская вонь: позорные страницы из истории Великобритании Великая Лондонская вонь: позорные страницы из истории Великобритании

Исторический анекдот о величайшей Вони в истории человечества

Maxim
Никто меня не любит: что делать, если тебе правда так кажется Никто меня не любит: что делать, если тебе правда так кажется

Как обидно и несправедливо, когда никто не любит!

Cosmopolitan
Стоит ли покупать видеокарты на вторичке: плюсы и минусы Стоит ли покупать видеокарты на вторичке: плюсы и минусы

Сэкономить или же переплатить за гарантированно работоспособную видеокарту?

CHIP
«Дурная кровь»: отрывок из новой книги Джоан Роулинг из цикла о детективе Корморане Страйке «Дурная кровь»: отрывок из новой книги Джоан Роулинг из цикла о детективе Корморане Страйке

Отрывок из детективного романа Роберта Гэлбрейта (псевдоним Джоан Роулинг)

Forbes
«Вечный свет» и другое модное кино «Вечный свет» и другое модное кино

Кинопроекты, в которых мода не столько про одежду, сколько про смыслы

Seasons of life
Открыть в приложении